- А если запутанное с мгновенным дальнодействием? - спросила незаметно подошедшая Пенни.
- Тогда конец света придет раньше, чем предсказывают ученые, - сказал Степан. - Вон, викинг, как тебя там, рагнарека не боится, а мне с чего бояться? У него жизнь не застрахована, а у меня застрахована, и у тебя тоже! Дай что-нибудь вштырить.
Пенни сунула руку в складки одежды и вытащила колдовской жезл. Степан ткнул им сам себя в руку, закрыл глаза и крякнул, как крякает муж, испивший сильного вина, но чуть-чуть громче.
- Полетели! - сказал Степан.
- О, у тебя птерокар есть! - обрадовался Тори.
И подумал, что Степан сейчас спросит, откуда Тори знает, что такое птерокар, и придется либо солгать, либо честно рассказать, что побывал в Эльфхейме, а потом придется рассказать, при каких обстоятельствах это случилось, а если он спросит про Магнуса... наверное, лучше сразу солгать...
Но Степан ни о чем не спросил, и Тори подумал, что это оттого, что Пенни только что вштырила ему наркотик, тот притупил его бдительность, и если бы не эта случайность... А случайность ли? Что, если за Тори прямо сейчас наблюдают асы либо какие-нибудь другие надмировые сущности или даже не просто наблюдают, а что если Тори - не более чем воображаемый персонаж саги, которую сочиняет интеллект, и которая не основана на реальных событиях, а придумана от начала до конца. Помнится, Динка рассказывала, что у одного народа есть легенда, что какой-то мир сотворен из музыки, местный Один однажды заиграл на какой-то там гитаре и запел, и сотворились горы и моря, моря и реки, звери, птицы и облака...
- У тебя такой взгляд, будто ты тоже вштырился, - сказала ему Пенни.
Тори помотал головой, отгоняя наваждение. Вроде отогналось.
Степан сказал, что грузиться в птерокар удобнее всего на крыше. Пенни возразила, указала на подходящий балкон. Степан согласился, они вышли на этот самый балкон, на его край присел птерокар, сиречь большая железная птица, в брюхе у нее отворилась дверь, залез Степан птице в брюхо, Тори последовал за ним, а Пенни сказала, что Тори невежлив, потому что при посадке в птерокар, оказывается, бабам и девицам надо помогать, иначе невежливо. Тори извинился, сказал, что такой обычай ему неведом, а Пенни сказала, что в невежестве позора нет, но в другой раз нарушать обычай не надо.
Птерокар взмахнул крыльями и сиганул с балкона, мир за окнами покачнулся, Тори замутило, он подумал, что сейчас наблюет, но нет, сдержался. А птерокар замахал крыльями, набрал высоту выше городских башен, но ниже облаков, и полетел над морем куда-то примерно в сторону Картахены.
- Эй, Степан! - позвал Тори. - А какой хитрый подвиг ты собрался совершить в Картахене?
- Как обычно, - ответил Степан. - Создать условия для процветания и народного счастья, насколько это возможно в вашем диком времени.
- А ты часом не Баал? - спросил Тори.
Пенни захохотала и достала травяную палочку, хотела задымить, но Степан запретил, сказал, что в замкнутом помещении нельзя, потому что потом воняет. А Степан рассказал, что в Эльфхейме принято считать, что гоблинские боги как бы плохие, Баал в особенности, и совершать обряды в его честь не то чтобы позорно, но никто так не делает, и когда Тори сравнил его с Баалом, другой бы на месте Степана обиделся, но Степан обижаться не будет, потому что ясно видит, что Тори обидел его неумышленно, по невежеству. Тори хотел было возмутиться, дескать, я конунг, а ты хер с горы, не тебе мне говорить, что обидно, а что нет, но передумал, решил, что сейчас уместно ненадолго смирить гордость, пусть сначала доставит в Картахену, а там разберемся на месте. А пока лучше завести долгую беседу о каких-нибудь пустяках, чтобы случайно не поссориться.
- А расскажи мне, Степан, каких богов почитают альвы, - попросил Тори.
Степан начал вещать какую-то ахинею насчет того, что альвы богов не почитают и одновременно почитают, но только одного, но он на самом деле не один, а трое, притом второй на самом деле не только бог, но и смертный человек, а третий вообще как бы голубь, короче, бред какой-то. Так всегда бывает, когда кто-то рассказывает про своих богов тому, кто про них ничего не знает, дела богов почти всегда подобны бреду, только у асов не так и еще, пожалуй, у ромейских богов, потому что эти боги, по сути, не боги, а просто могущественные бессмертные люди, их поступки понятны, объяснимы и не очень похожи на бред.
Однако оставим ненадолго наших путешественников, посмотрим, что происходило в городе Картахене, пока Тори там не было. Там происходило вот что. Греческий огонь догорел и погас, ромейские ладьи подобрали трупы, нескольких чудом выживших матросов, и еще какое-то чудом уцелевшее барахло. Трупы закопали в землю по ромейскому обычаю, а за спасение выживших матросов бухали весь вечер, но бдительность не теряли, поэтому Якарум посовещался с Милкули и Маттаном, и они решили, что ночную вылазку устраивать не будут. Потом несколько дней не происходило ничего важного, наловленные рабы строили для ромеев осадные башни и тараны, и народ в крепости начал беспокоиться: а вдруг и в самом деле возьмут крепость штурмом и всех поработят?
Одним утром подошел главный ромейский полководец к воротам Картахены и глашатай завопил зычным голосом:
- Эй, Якарум! Мы передумали распинать тебя на кресте. Давай ты останешься в городе государем, просто будешь платить Риму дань, и не будешь ни с кем воевать без нашего разрешения.
Якарум подумал над этими словами и велел глашатаю ответить так:
- Засунь себе копье в жопу и покрути! Картахена вольный город, никогда Картахена не была под ромейской властью и, сдается мне, никогда такого не будет!
Ромеи посовещались, и ромейский глашатай крикнул, что Якарум зря пророчит грядущее, потому что немного удачи в таком занятии. Была у греков одна девка по имени Кассандра, тоже пророчила, а потом случилась у нее неудача, больше не пророчит. И пусть лучше государь Якарум не уподобляется Кассандре, а рассудит здраво, что для него хорошо, а что плохо. И давай, типа, выходи, побеседуем, чего орешь через глашатая, как трус?
На последние слова Якарум возмутился:
- Сам ты трус! Раз такой храбрый, зайди в калитку, а я клянусь Баалом и Иштар тебя не убивать и не обижать!
Якарум думал, что ромейский полководец откажется и тем самым уронит свою честь, но он не отказался. Подошел к воротам, гордый такой, пришлось открыть ворота и впустить. Вошел главный ромей внутрь, огляделся и сказал:
- А неплохо вы тут обустроили оборону.
- Дык, - сказал Маттан.
Надо сказать, что прямого отношения к обороне города он не имел, он, конечно, ходил повсюду и приказывал, но приказы его были такими, какие обычно отдают выжившие из ума старики, и никто их не исполнял. Но Маттан полагал, что все их исполняют, и был убежден, что оборона города так хороша только благодаря его усилиям.
- А не ты ли тот самый Маттан, который сто лет назад победил сицилийских пиратов? - спросил главный ромей.
- Дык, - сказал Маттан. - Только не сто лет назад, а двадцать с чем-то.
- Извини, обсчитался, - сказал главный ромей, и все, кроме Маттана, поняли, что он шутит.
- А я гляжу, ты не такой мудак, каким показался на первый взгляд, - сказал Якарум.
- Это верно, - кивнул главный ромей. - Ты вроде тоже.
Визирь Милкули при этих словах нахмурился, потому что ему померещилось злословие. Но Якарум не обиделся, а рассмеялся, хотел было хлопнуть главного ромея по плечу, как хлопнул бы Тори или Хради, если бы кто-нибудь из них так пошутил, но передумал.
- Пойдем вина попьем, - сказал Якарум.
Вошли они в ближайшую таверну, стали бухать и обсуждать условия капитуляции: кто какие клятвы каким богам должен принести, чтобы заключенный договор потом никто не нарушил. Обсудили довольно быстро, потому что когда договаривающиеся феодалы видят, что по другую сторону стола переговоров сидит нормальный человек, не мудак и не долбоеб, долгого обсуждения не получается, обо всем быстро договариваются и сразу начинают бухать.