- Его застрелил мужчина, примерно сорока-сорока пяти лет, высокий, здоровый, наверное шахтер, потом сбросил еще живое тело в канализацию.
- Память сохранила внешность преступника.
Собеседник наклонился вперед, отчего массивное кресло немного задралось.
- Да, - коротко ответил я,- я могу тебе его нарисовать.
Нас учили этому, искусству воспроизводить на клочке бумаги все, что выхватывали наши руки из памяти людей. Нельзя было надеяться или уповать на технологии, самое важное и ценное в нашей работе было именно то, что голова, каким бы крепким замком она не была закрыта, рано или поздно могла быть вскрыта такими же людьми как и мы. Нужно было уметь применять свои навыки на деле, даже если для этого требовалось лишь бумага и кусок угля.
- В эпоху далеких космических полетов и виртуальной жизни, писать картины углем на белой бумаге, такой же анархизм, как писать письма гелиевой ручкой.
Он улыбнулся. Я чувствовал это, хотя, не поднимая головы, уже несколько минут выводил на листе белоснежной бумаги очертания лица предполагаемого убийцы. Оно было грубым сбитым куском мяса, со сломанным носом и шрамом, пересекавшим почти пол-лица. С короткой стрижкой и толстой, как железобетонный столб, шеей. Правый глаз был более открыт чем левый, а глаза, широко открытые в ярости, вызывали настоящее отвращение.
Портрет был закончен и я сразу положил его на стол.
- Это он? - спросил глава ДВБ, заинтригованно пододвигая к себе лист бумаги.
- Это тот, кого запомнил покойник перед смертью.
- Значит это может быть и не он?
- Очень вероятно.
Собеседник недовольно фыркнул и свернул портрет в тоненькую трубочку.
- Ну хоть что-то, а то мы уже две недели как в глухом лесу, ни улик, ни зацепок, ничего, что могло бы вывести нас на убийц. - он снова развернул лист и посмотрел на портрет, - По крайней мере с такой рожей его будет не так уж сложно найти.
На этом разговор был закончен...почти закончен. Когда я встал с кресла уже был готов покинуть кабинет, меня остановили и попросили вернуться.
В такие моменты всегда чувствуешь себя неловко, особенно, будто ты совершил какой-то проступок и сейчас тебя будут отчитывать как маленького ребенка. Но все сложилось совершенно иначе. Он был мягок, даже удивительно добродушен. Говорил медленно, словно пытался подвести к чему-то такому, чего я вряд ли хотел услышать. Когда же момент был подобран, мужчина встал со своего кресла, вытянул вперед руку с документами и передал их мне.
- Твои документы. Завтра в полдень ты вылетаешь на Луну, там пересядешь на пристыкованный "Атлас" и отправишься на Эндлер.
- Зачем? - спросил я, забирая из его рук документы.
- Есть работа, - коротко ответил глава ДВБ, отворачиваясь и возвращаясь к столу. - Тебя введут в курс дела на месте. Не спрашивай меня об этом, я сам только получаю обрывки информации, но главное, что требуют "местные" - это скорейшее появление "видака". Не знаю точно, что там произошло, но видимо без твоей помощи там не обойтись.
"Видак".
Это слово было как клеймо для всех нас. И хоть оскорбления оно под собой не несло, те кто употреблял его в разговорах или просто изредка выкрикивал вдогонку, явно не чувствовали радости от общения с нами. Мы видели то, чего не могли видеть другие. Дар с которым можно было только родиться становился для таких как я настоящим проклятием. Никто не мог предсказать его появление. Пытались воссоздать его, обучить и даже синтезировать. Но как можно приблизиться к тому, создать условия для появления неизведанного, если сама природа "виденья" была покрыта тайной и даже сами носители этого дара не могли понять его полного происхождения. Да, мы видели... видел и я. Так ясно и четко, что порой не мог отличить реальность от сна. Сна воспоминаний. Чужих, страшных, иногда неприятных и очень противных. Когда копаешься в памяти незнакомого человека никогда не знаешь, что можешь увидеть там. Это как шкатулка. Красивая снаружи, но совершенно неприглядная внутри, покрытая паутиной и пылью. Я не выбирал каким родиться, но мое будущее было определенно с самого рождения.
День прошел. За ним наступило утро и всего через несколько часов я мчался к терминалу космопорта, чтобы успеть на свой рейс. До Луны совсем не спал - жутко болело в голове после очередного расследования. Доктор сказал, что такое будет случаться и с возрастом, который и так был ограничен для нас, такие боли могли лишь усиливаться. Я вытащил пилюлю и быстро закинул ее в рот. Вместе с ревом двигателей и ярким огнем турбин, скрывшихся за окном, я увидел как сильно уменьшились в размерах дома и дороги, как некогда крупные грузовики, носившиеся по автострадам, превратились в муравьев, маленьких и совсем неотличимых друг от друга. Мы взмыли в воздух и вскоре покинули пределы планеты Земля.
Я все думал над тем, что меня ждало впереди. Стюардесса ходила вдоль стройных рядов - разносила напитки, а я смотрел на нее как умалишенный, думая совершенно о другом. Она подошла незаметно и своим голосом заставила меня спуститься с небес и обратить на нее внимание. Ее красивые глаза, слегка прикрытыегустыми ресницами смотрели на меня, а губы кротко шевелились выговаривая слова, которые я едва мог различить.
- Вы будете что-нибудь пить? - спросила она, красиво улыбнувшись.
- Нет, спасибо, - ответил я и полез в карман, нервно проверяя наличие таблеток.
Полеты всегда пугали меня. Фобия, от которой я так и не смог избавиться, всюду преследовала меня. Я боялся, что что-нибудь потеряю: деньги, таблетки, документы. Я постоянно держал руку в кармане, где потными пальцами сжимал свернутые документы, время от времени доставая их наружу и пересматривая на тот ли рейс я сел и на какое время назначено прибытие.
Вскоре закричал видеокон(прозрачная, не имевшая материальной оболочки подобие телевизора), пассажирам показывали выпуск новостей. Я встал со своего места и направился в туалет. Политика меня не интересовала, больше всего на свете я ненавидел именно ее, а точнее тех, кто так или иначе был связан с ней и сейчас, крича лоснившимися рожами со светящегося дисплея, призывали людей к очередным выборам.
Пройдя в хвостовое отделение и закрывшись от всего и вся, я подошел к умывальнику и опустил лицо в холодную,почтиледяную воду. Это всегда приводило меня в норму. Мысли быстро растворялись в воде и убегали за ней в сливной канал, оставляя меня почти девственно чистым перед новым погружением в чужую память. Вскоре вернулся на место. Началась подготовка ко сну.
Полет предстоял быть очень долгим. Всего то надо было пристегнуться и откинуть голову назад, пока стюардессы, ходившие по салону, как сестры милосердия, подготавливали людей к искусственному сну.
- Сейчас вы почувствуете небольшое давление в области затылка, - начала одна из них, черноволосая, - не волнуйтесь - это безопасно и вреда не принесет. Спустя десять-пятнадцать секунд каждый из вас заснет и мирным сном.
Она продолжала что-то говорить. Я слушал ее и следил за каждым движением. В этом красивом небесно-голубом костюме, она была подобна кусочку космоса, воплотившегося в нечто прекрасное и решившее остаться на борту, чтобы и дальше радовать пассажиров своей красотой. Говорила сначала быстро... потом все медленнее и медленнее, наконец, когда ее голос и вовсе превратился в нечто неразборчивое и тягучее, я понял, что нахожусь над пропастью, где внизу, в черноте неизвестности, меня ждал сон.
В мозгу что-то щелкнуло. Я попытался понятьчто это было, но не смог. Голова тяжело опрокинулась назад и завалилась слегка на бок, веки опустились и вскоре сон полностью овладел мной. Она не соврала - больно не было, даже немного приятно. Я летел вниз раскинув руки и всем своим телом впитывал в себя то прекрасное чувство, которое испытывает каждый, кто хотя бы раз возвращался домой после тяжелого рабочего дня и без сил, с чувством удовлетворения и предчувствия чего-то прекрасного, валился в раскрытую кровать, целуя и обнимая долгожданную подушку.