Но если что, тушить лесной пожар и подсчитывать убытки придется не дорожному инспектору, а ему, Андрею Грабарю… Да, ему жарко, лень, ему, и как и всем, не нужны лишние проблемы, но лес… Лес не виноват, что Грабарю жарко и что некоторые люди, отправляясь на природу, ведут себя как безответственные дебилы.
Метрах в пятидесяти от того места, где он впервые увидел следы, дорога ныряла в глубокую яму, на дне которой виднелась покрытая затейливым узором корка высохшей грязи. На том краю ямы, что был ближе к Грабарю, остался след торможения — здесь водитель погасил скорость, не желая гробить подвеску. Грабарь вздохнул: увы, его догадка оказалась верна, машина ехала со стороны шоссе, оставленная заблокированными колесами борозда в песке указывала на это так же ясно, как старательно нарисованная на дороге стрелка. Что ж, если дерьмо может упасть тебе на голову, то оно непременно так и сделает, это закон природы…
Грабарь решил, что пройдет по следу машины до границы своего участка, и ни метром дальше. Это был разумный компромисс между усталостью и чувством долга. Вернувшись на кордон, можно будет связаться с соседом, сообщить ему о машине и попросить присмотреть за городскими, чтобы не натворили бед. Правда, сосед в такую жару вряд ли захочет оторвать свою задницу от скамейки, но это, черт побери, уже его проблемы.
Он обогнул яму слева, под ногами опять тихонько захрустел сухой мох. «Чертова сушь», — подумал Грабарь и вдруг увидел окурок.
Истлевший почти до самого фильтра бычок валялся на желтоватом песке в каком-нибудь сантиметре от пучка сухой, как порох, мертвой травы. Он еще дымился, на нем нарос длинный кривой столбик пепла — тот, кто выбросил из окна машины дымящуюся сигарету, не выкурил ее и до половины.
На секунду Грабарь прикрыл глаза, чтобы побороть вспышку неконтролируемой ярости. «Твари, — пронеслось в мозгу. — Отморозки, скоты… Закурил, сделал пару затяжек и вышвырнул сигарету в открытое окошко, как будто там, за окошком, — город с его сплошным асфальтом… Идиоты безмозглые! Все их рассуждения сводятся к одному: авось, пронесет. А если не пронесет и лес все-таки загорится, мне-то что до этого? К тому времени, когда пожар заметят, я буду уже далеко, а леса на мой век хватит.
С этого момента он перестал обращать внимание на жару и усталость. Грабарь шел по следу; возможно, со стороны все это выглядело примитивно и глупо, но отступать и поворачивать обратно он не собирался. В мире, где грань, отделяющая друзей от врагов, давно потеряла четкость очертаний, размылась и исчезла, было просто необходимо поддерживать хотя бы видимость порядка. Он, Андрей Грабарь, нуждался в этом, к этому привык и не хотел меняться. Там, в Чечне, отличить своих от чужих было просто; здесь, в лесу, это было не сложнее. Деревья — это были свои, а те, кто разбрасывал в сухом, как порох, лесу тлеющие окурки, находились по другую сторону баррикады. Задача Грабаря была проста: настигнуть, взять с поличным, повязать и доставить к участковому. А дальше… Что ж, дальше пусть решают те, кому доверено решать. Будь на то воля Грабаря, он убивал бы сволочей на месте, без суда и следствия. Почему? Да по кочану, блин! Деревья — они хоть кислород вырабатывают. А что, скажите на милость, вырабатывает человек, кроме дерьма и мусора? Пока он, человек, не приносит прямого вреда, его еще можно терпеть, но, когда он переступает грань дозволенного, вести с ним душеспасительные беседы бесполезно.
Машину он увидел сразу же за поворотом дороги. Это была пятидверная «нива» баклажанного цвета, казавшаяся непропорционально длинной, почти уродливой по сравнению со своим укороченным прототипом. Темно-лиловые крылья были сильно запылены, на них виднелся причудливый узор, оставленный царапавшими борта ветвями.