"Мои следы! — вспоминая сон, думал Бирюковский. — Следы, по которым ясно, что у человека сильно развито плоскостопие. Да, лабиринт… Какого черта только я забрался в этот лабиринт? — вполне серьезно, даже забыв о том, что это сон, принялся рассуждать Бирюковский. — Что меня туда загнало или кто? Почему я в него влез?
А ведь лабиринт начинался просто — белой дверью, которую, потянув за ручку, я отворил и, быстро ступив за порог, закрыл. Помню отчетливо, я поворачивал ключ. Дада, я поворачивал ключ… Как же преследователи могли попасть в лабиринт? Стены ведь были высокие, как двенадцатиэтажный дом, без швов, без стыков — крашеный шершавый бетон. И только безоблачное, холодное, далекое небо, по которому даже не пролетали птицы. И я бегу по этому лабиринту, бегу, спотыкаюсь, падаю на колени…"
Рука Льва Даниловича нащупала высокий стакан с минеральной водой, и мужчина пятидесяти лет от роду принялся жадно пить воду, стакан стучал о вставные металлокерамические зубы.
Наконец ему стало немного легче, но страх тут же вернулся, лишь он закончил пить.
— Кто в доме? Кто здесь есть еще? — сам себя спросил мужчина.
Ему показалось, что он один в огромном доме и больше никого нет, ни одной живой души. И те, кто за ним гнался, возможно, уже приближаются, вскоре хлопнет дверь, и он услышит шаги, затем топот, а после этого будет." То, что произойдет после того, как в дом ворвутся преследователи, Лев Данилович даже боялся себе представить. Он вскочил, одеяло упало на ковер.
— Эй, эй! Есть тут кто-нибудь? Вы где, где вы все?
Куда подевалась моя охрана, мать вашу.., вы что, подохли за ночь?
Послышались шаги, топот, и вскоре на пороге возникли двое из охраны Бирюковского. У каждого из вбежавших имелось оружие, но пока еще пистолеты покоились в кобурах.
— Что случилось, Лев Данилович, какие проблемы?
— Мать вашу… — вытирая мокрую испарину со лба, пробормотал Бирюковский, — где вы все бродите?
— Сидели внизу, как положено. Еще двое дежурят на улице.
Лев Данилович, увидев свою охрану, с облегчением вздохнул.
Охранники переглянулись:
«Да, хозяин явно перебрал, давно с ним такого не случалось».
— Может, доктора вызвать? — услужливо осведомился один из охранников.
— На хрен мне нужен доктор! — воскликнул Бирюковский. — Который час? — спросил он, хотя и сам знал, что нет еще и семи. — Откройте шторы, — приказал он.
Охранник подошел и раздвинул тяжелые, почти непроницаемые шторы. Утренний свет хлынул в спальню.
Хозяин с облегчением вздохнул.
— О боже, наверное, я вчера все-таки перебрал.
Да уж, перебрал.
— Бывает, Лев Данилович, с каждым бывает.
— Да, да, бывает… — мимоходом ответил Бирюковский. — Черт подери, что происходит? Во сколько я приехал?
— В начале третьего, Лев Данилович.
— В начале третьего? Не может быть! — тряхнул головой Бирюковский.
Назови ему сейчас самую невероятную цифру и самое невероятное время, он бы с легкостью поверил. Он хорошо помнил начало поминок, помнил огромный зал ресторана. На удивление, там собралось немного людей, и почти всех Лев Данилович знал. Знали, естественно, и его. Там были самые близкие — те, кто с покойным Савелием Мерзловым вел какие-то дела, находился на короткой ноге.
Даже родственников на это скорбное мероприятие не позвали, они собрались в другом месте. Слава Богу, денег хватало, и можно было позволить себе все что угодно.
Огромный зал, масса официантов, бесконечно длинный стол, и за ним всего лишь человек тридцать. Половина стульев, а может чуть больше, оставались свободны. Все собравшиеся на сорок дней сидели рядом друг с другом очень кучно — так, словно это могло их от чего-то спасти. Все были напряжены, всех сковывал страх.
Никто не понимал, что же в действительности произошло с Савелием Мерзловым.