— Держи крепче, — просто отвечает он.
Я на привязи.
— Нет! — я кричу. Я царапаю метал вокруг моей шеи, дергая сильно, что мои ногти порезали мою кожу.
— Я сказал, держать ее крепко, Эмиль, — Фредерик щелкнул, и вдруг моя шея дернулась назад, и я не могу дышать. В то же время, я чувствую, что — то холоднее замка вокруг одного запястья, а затем другого. Давление на моей шее исчезает, и я ловлю воздух. Мои руки скованны, вероятно, самыми искусно созданными наручниками в мире. Гравированные серебряные рыбы плавают в сапфировом море.
— Может, ты будешь хорошей девочкой? — спросил Фредерик. Его отталкивающий, похожий на клюв нос, буквально в дюйме от моего.
Я не чья — то хорошая девочка. Особенно его.
Я плюю ему в лицо.
Он усмехается и берет носовой платок из кармана своего платья, чтобы стереть его.
— Если бы я не знал тебя лучше, — говорит он, — я подумал бы, тебе нравится быть наказанной.
Существует что — то развратное в его тоне, что — то, что заставляет меня чувствовать себя более голой, чем в душе перед Эмилем.
Он держит руку и Эмиль берет у него черную ленту. Последнее, что я вижу, прежде чем ею обвязывают вокруг моей головы, закрывая глаза, Фредерик перебирает тонкий поводок.
Я не могу видеть. Чувствую острую тянущую боль на моей шее.
— Пошли, — сказал Фредерик, — Мы ведь не хотим опоздать.
Я прохожу по дворцу с завязанными глазами на поводке.
Я думала, что назначения врача в Южных воротах были плохими. Или уроки заклинаний. Или подготовительная комната. Но они ничто по сравнению с этим. Сколько еще издевательств я должна перенести? Я здесь только день.
Чтобы противодействовать моей слепоте, я должна держать мои руки перед собой, чтобы убедиться, что я не бью ничего, что заставляет меня выглядеть и чувствовать еще глупее. Лестницы особенно коварны. Я не доверяю Фредерику ни на йоту, с каждым шагом я чувствую, как пол может просто исчезнуть подо мной. Я не удивлюсь, если этот дворец кишит проемами или бесконечными пропастями или другими ужасными вещами.
И я слышу шепот. Везде было тихо и вдруг мы поворачиваем за угол и оттуда слышатся шаги и голоса.
— Туда.
— Эта выше, чем в прошлый раз.
— И красивее тоже.
— Ой, смотри, она споткнулась.
И тогда мы заворачиваем за угол и хихиканье стихает, оставляя темные румяна на щеках и неловкость в животе.
А еще нервирует, то, что я слышу только мужские голоса.
Вдруг, лицо обдает небольшим ветерком.
— Положи ее в машину, Фредерик. — Голос графини, вызывает у меня мурашки по коже. Я не знаю, хорошо это или плохо, что я ее не вижу.
Фредерик потянул меня, и металлический поводок впился мне в шею. Потом он толкнул меня своей рукой по голове вниз.
— Садись. — Приказным тоном сказал он.
Я тянусь руками, чтобы спасти себя от падения и они приземляются на что — то гладкое, пахнущее кожей.
— Это было бы проще, если бы я не была с завязанными глазами, — бормочу я, спотыкаясь на подол моего платья, когда залезла неважно в какой транспорт. Дверь с другой стороны от меня открывается и закрывается, и, судя по тому, как сиденье опускается вниз, я предполагаю, что это графиня. Я чувствую ее присутствие рядом со мной и уклоняюсь от него.
— Поехали. — Все, что она говорит. Двигатель запускается, а затем мы движемся.
Это очень отличается от поездки на электричке, когда забирали меня из дома в День расплаты.
Мы едем кругами на некоторое время, пока я не потеряла всякое чувство направления. Тишину в машине прервали только один раз.
— Она должна быть достаточно уверенной, — сказал Фредерик. — Это было девятнадцать лет назад.
— Ее теория ошибочна, — говорит графиня. — Мы докажем, ей это.
Наконец — то, наше путешествие замедляется, и земля под нами становится неровной — может быть это гравий? Затем мы подъехали к остановке. Дверь с моей стороны открывается.
— Она нуждается в помощи? — спрашивает незнакомый, хриплый голос.
— Ничуть. — Ответил Фредерик.
Снова дернулся поводок и я выбралась на свежий воздух.
— Смотри на лестницу, — сказал Фредерик. — Во — первых, я не думаю, что он говорит со мной, но потом моя нога соединяется с жестким краем ступеньки. Я насчитала их пять, но они длинные, поэтому их не будет очень много. Я иду вперед по гладкой поверхности, что мои шаги отдаются эхом. Мне кажется, я слышу проточную воду.
Повязку снимают.
Свет вокруг меня мягкий, но я все еще быстро моргаю, пока мои глаза привыкают. Я стою в большом холле с фонтаном в центре. Старик в пальто с фалдами[2] берет плащ графини.
— Таким образом, — говорит он. Мы идем по коридору украшенными большими масляными картинами. Старик останавливается перед закрытой дверью и поворачивается к Фредерику.
— Вы можете подождать здесь, — говорит он.
Фредерик кивает и двигается вперед, но старик откашливается.
— Ее светлость просит, чтобы все аксессуары были удалены перед входом в столовую, — говорит он.
Фредерик приподнял одну бровь, но графиня лишь хихикает.
— Конечно, — отвечает она. — Как пожелает наша гостеприимная хозяйка.
Фредерик неохотно снимает наручники и поводок. Я потираю шею.
Он исчезает в комнате. Я вижу проблеск более белых платьев, прежде чем дверь закрывается за ним. Графиня, старик и я продолжаем идти. Мы пришли к двойным дверям, охраняемые лакеем, внимание привлек торчащий ключ по мере приближения.
— Один момент, — графиня говорит, как лакей движется к открытой двери. Она поворачивается ко мне. — Ты не будешь говорить. Ты не будешь есть больше, чем три укуса все, что подается. Три. Я буду подсчитывать. Не пытайся общаться с другими суррогатами в любом случае. Нарушишь любое из этих правил и я отрежу твой язык. Ты меня поняла?
Я киваю сразу, отчасти потому, что я верю, что она действительно сделает это, и частично потому что она сказала, что тут другие суррогаты. Здесь есть другие суррогаты. Я могла бы быть достаточно удачливой, чтобы увидеть Вайолет так скоро.
— Хорошо, — говорит она.
Лакей открывает двери.
— Графиня дома Камня, — объявляет он. — И суррогат.
Глава 4
Мы входим в огромный обеденный зал.
Стены темно-бордовые, свечи, охватывающие все доступные поверхности, а также наполняющие люстру, которая висела над нашими головами. Вся древесина темного цвета и отполирована до блеска. Будто декоратор, выбиравший дизайн, сказал:
— Я мощный и злой. Кто знает, возможно, женщина, которая владеет этим местом, вероятно и есть этот декоратор. Здесь множество фантастических цветочных композиций, а также стол с бутылками спиртного, и большие окна, но, в основном, мой взгляд обращен на других людей в комнате.
То есть на остальных суррогатов. Я больно не могла заботиться о королевском величии.
Я узнаю обеих из Зала Ожидания. Одна из них, блондинка, чей стилист был вынужден создать гигантский улей на верхней части ее головы. Сейчас она выглядит намного лучше, теперь ее волосы ниспадали на спину большими воздушными локонами. Другая, темнокожая девушка с косами, которая, кажется, что она может убить вас, просто взглянув на вас, стоит рядом со старой женщиной в красном платье. Неудивительно, что она смотрит на меня, когда у нас происходит зрительный контакт. А может, и нет. Может быть, ее лицо просто таким образом застыло.
Вайолет нет.
Я не должна расстраиваться.
Молодая девушка, с кожей почти такой же темной, как у Капризного Лица, устремляется к графине и дарит поцелуй по обе щеки. Просто касаясь кожи графини кажется отталкивающим, но целовать ее? Я думаю, что меня бы стошнило.
— Эбони, — она воскликнула, — я так рада, что ты пришла.
Графиня улыбается:
— Я не мечтала бы оставить вас с лицом к лицу этому ужину в одиночку, Александрит.
Аргх, откуда они вообще вылезают с такими именами?
— Она, должно быть, очень уверенная в этом году, — проговорила госпожа помоложе.