– А-а-а, теперь это так называется, – она недовольно покачала головой. – Я, конечно, понимаю, что у тебя давно коллег не было, но хоть чуть поразборчивей надо быть. Смазливый он какой-то… Малахольный.
– Ничего, что я всё слышу? – подал голос Женя.
– Женя, тебе не уши развешивать надо, а бежать отсюда. Беги быстрее, пока я её задерживаю. Другого шанса у тебя не будет. Она ж тебя сожрёт заживо, – заговорщицким тоном, многозначительно посмотрев на Женю, произнесла Ольга Ильинична. – Нет, только гляньте, он лыбится стоит. Вот молодёжь пошла бестолковая. И как он в постели? – она задавала этот вопрос так, будто Жени рядом не было.
– В постели он спит, – улыбнулась я, а Женя нервно сглотнул. – Зато блины он вкусно печёт.
– А в проводке разбирается? – в голосе Ольги Ильиничны звучала призрачная надежда.
Женя покачал головой.
– Говорю ж, малахольный. Гони ты его в шею, нам такие не нужны. С блинами мы и сами справимся, – она махнула на Женю рукой, взяла в руки пакеты и скрылась за дверью.
Можно сказать, что прошедшие выходные стали переломным моментом в наших с Женей отношениях, перешедших во что-то странное.
Утром в понедельник, когда я отчитывала в своём кабинете Костю за опоздание на десять минут, злобно поглядывая на пустой соседний стол с мыслью, что ещё кое-кому хорошей взбучки не миновать, в дверях появился Женя, держа в руке большой стаканчик с кофе. Улыбаясь, он подошёл и поставил кофе на мой стол:
– Это тебе. Капучино. С корицей, как ты любишь. В кафе была очередь, но я подумал, что тебе захочется с утра выпить кофе.
Если бы вдруг сейчас объявили конкурс на самое перекошенное лицо, то жюри, глядя на наши с Костей лица, надолго впало бы в ступор. Костя заметил и то, что Женя перестал мне «выкать», и то, что я молча стою с ошарашенным видом, не ору на Женю за опоздание и даже не высказываю Жене свои подозрения в подхалимаже, как это было с Костей два года назад, когда он так же зашёл в мой кабинет со стаканом кофе для меня. Тогда Костя был выпровожен взашей после долгой нудной нотации о том, что моё расположение можно заслужить только усердием в работе. Про себя я тогда отметила, что Косте ничего не мешало пару раз плюнуть в кофе, предназначенный мне, по пути в мой кабинет. Бережёного, как говорится… А тут… Женя выглядел таким искренним в своём стремлении порадовать меня, что я вместо того, чтобы сделать ему положенный выговор, просто сказала:
– Спасибо. И постарайся впредь не опаздывать.
И даже сменила гнев на милость по отношению к Косте, передав ему в работу одно элементарное дело, накосячить в котором мог только полный идиот, каковым, впрочем, по моему убеждению, Костя и являлся.
– Мне кажется, что работа над сканвордами не прошла для тебя впустую, – начала я почти торжественно, внимательно следя за Костиной реакцией. – У тебя есть хорошая возможность проявить себя. Внимательно изучи дело и пришли мне на электронку план работы. И хорошенько запомни: собираешься совершить любое действие – присылай мне сообщение, заполняешь заявления – фотографируй и присылай мне. Без моего одобрения ничего не делай, иначе пеняй на себя, – в подтверждение своих слов я улыбнулась Косте, как мне самой показалось, слишком уж недоброй улыбкой.
Костя, по лицу которого было видно, что он до сих пор пытается осмыслить происходящее, поспешил свалить, а я, передав Жене кипу документов для составления договора, спокойно принялась за кофе. Я улыбнулась от мысли, что Женя запомнил, что я люблю вкус и аромат корицы.
С этого дня каждое утро к моему приходу на работу на моём столе стоял горячий капучино, а Женя сидел на своём месте и раскладывал либо «паука», либо «косынку» на компе.
Наши обеды в кафе на первом этаже возобновились, а после работы он таскал меня по музеям, которых оказалось в нашем городе великое множество. За месяц мы побывали на выставках несчётного числа художников, знаменитых и только пытающихся снискать известность, посетили исторические и географические экспозиции, даже были на литературных вечерах поэтов и писателей местного разлива, на которых мне открылась истина, почему мне всё-таки ни разу не удалось занять призовое место на конкурсах чтецов, в которых я участвовала в юности. Я всегда читала стихи с душой и чувством, но для победы, оказывается, нужно было читать с придыханием и завыванием. По крайней мере, все поэты, считающиеся здесь маститыми, именно так и читали.
Честно признаться, все эти культпоходы были не особенно увлекательны, но коротать время дома в одиночестве с бутылкой пива в одной руке и сигаретой в другой ещё печальнее.
Зато на выходных я отыгрывалась на Жене по полной. Днём мы ездили в тир, где я безуспешно пыталась научить его стрелять, вечерами играли в боулинг и ходили в караоке-клуб неподалёку от моего дома, где я пила и пела, а Женя только пил.
Как-то раз я уговорила его прокатиться со мной по ночному городу на мотоцикле, обещая ему неповторимые эмоции. Но единственными эмоциями, которые он испытал, были страх и ужас, хотя я даже не гнала, а по моим меркам тащилась как улитка. Хотя нет, он испытал ещё и радость от того, что остался живым и невредимым после нашей поездки.
Постепенно Женя вторгся не только в мой досуг, но и оккупировал мою квартиру. Всё началось с его фразы: «Можно я останусь? Завтра ведь всё равно на работу, а от тебя добираться ближе. А я с утра блинчиков сделаю». Я чуть не поперхнулась, но язвительная реплика так и застряла в горле после его обещания приготовить блинчики. Оказывается, мне так просто заткнуть рот – достаточно пообещать вкусно покормить меня. Знай бы об этом мои коллеги, они, не успев зайти в мой кабинет, с порога впихивали бы в меня кусок пирога, и я бы уже давным-давно ходила очень добрая и очень толстая.
Вскоре неприлично дешёвая зубная щётка, купленная мной для Жени с расчётом на однократность применения и так и не выброшенная мной, наглым образом обосновалась в стаканчике рядом с моей. На полочке у зеркала в ванной мои баночки с кремами, скрабами и прочей ерундой стали соседствовать с Жениным бритвенным станком, гелем для бритья и лосьоном. В моём шкафу висели его рубашка и брюки, а на полке лежали аккуратно сложенные футболка и джинсы, как Женя сказал, на всякий случай. Через какое-то время это была уже внушительная стопка его вещей, и он уже пытался намекать мне, что полка слишком маленькая, слишком низко расположена и что ему слишком неудобно сгибаться в три погибели, чтобы взять одежду. Мысленно читая Жене отповедь, я лишь пожимала в ответ плечами – у меня была весомая причина, чтобы прикусить язык: Женя очень вкусно готовил. А за это я могла простить ему если не всё, то очень многое.
В последнее время Женя ночевал у меня гораздо чаще, чем у себя дома. Мама его уже начала высказывать своё недовольство тем, что он пропадает у меня, и проявлять активный интерес к моей персоне, попутно намекая Жене, что пора бы познакомить семью со своей девушкой, на что Женя неизменно отвечал, что мы просто друзья.
По сути так и было. Наши отношения переросли в хорошие дружеские. Мы практически жили вместе, ели вместе, спали вместе, причём в обнимку. Вернее, засыпали-то мы на почтительном расстоянии друг от друга, насколько позволял мой диван. Я укладывалась на бок, практически впечатываясь в стену, а Женя ложился на самый край дивана. Но ночью во сне он подползал ко мне и обнимал меня сзади. Утром я всегда просыпалась раньше него, ощущая тепло его объятий и стояк, бесстыдно упирающийся в мою задницу. Отодвигаться мне было просто некуда, вставать было ещё рано, поэтому я старалась просто не шевелиться и пыталась убедить себя, что это особенность мужской физиологии, с которой можно только смириться. Женя просыпался после сигнала будильника, установленного на его телефоне и сразу же откатывался от меня на край постели. Я же, чтобы не смущать его ещё больше, делала вид, что сплю, и он после второго сигнала будильника начинал тормошить меня.