— Посмотрите на фото. Что вы можете сказать?
— Я не помню, — Таврицкий растерянно глянул на Савельева. — Действительно не помню. Я видел на станции это, но…
— А вас ничего не удивляет? Сверхпрочная обшивка станции изуродована, словно руками. В вашей каюте!
— Ну, ведь и вас не удивляет, что я робот, — улыбнулся Таврицкий.
— Ни капельки, — жестко отрезал Виктор. И продолжил, глядя в доклад с Тетты: — Меня не может удивить невозможное.
— Да неужели? — прозвучал низкий женский голос.
На месте Таврицкого сидела обнаженная женщина. Ее рыжие вьющиеся волосы спадали на плечи. Левый сосок украшал пирсинг — прозрачное стеклянное кольцо.
— Тебя все еще ничего не удивляет? — повторила женщина, — Может, ты хочешь подойти поближе? Рассмотреть получше, потрогать?
— И что? Увидеть, как ты превратишься в небритого мужика? — Виктор почувствовал, что, несмотря на абсурдность ситуации, голос его едва не дрогнул. — Именно в тот момент когда я…
— Да, логично, — согласилась женщина.
К большому облегчению Савельева, она в мгновение ока изменила свой облик. Виктор расстегнул нагрудный карман и вынул оттуда металлическую матовую коробочку. Она была размером с пачку сигарет, только чуть тоньше. Виктор ковырнул фаску на торце. Краем глаза он следил за Таврицким, за его реакцией. Тот наблюдал за происходящим с любопытством.
— Это что? — не выдержал Таврицкий.
— Ничего особенного.
Коробочка открылась. Внутри оказалась синяя кнопка, на которую Виктор немедленно нажал.
— Вот теперь все в порядке.
— Это что у вас? — повторил вопрос Таврицкий.
— Ничего особенного, — повторил Савельев, — Это постоянный атрибут любого члена Комиссии по контакту. Уже прошло много лет, как разработан протокол сценария вероятной встречи с иным разумом. Так вот, первое, что я должен сделать, когда буду уверен в контакте, — нажать эту кнопку.
— А не грохнет?
— Пока нет. Для того чтобы грохнуло у меня есть система самоуничтожения. Сейчас у нас по плану более интересные события, — Виктор закрыл коробочку, спрятал ее обратно в карман, тщательно застегнул молнию и продолжил, глядя на собеседника: — По протоколу вероятного контакта сейчас на орбиту выходят три линкора главного удара. Совершенно секретные разработки, о них вообще мало кто подозревает. Они будут контролировать нашу станцию на дальних подступах. Одновременно на ближних орбитах должны с минуты на минуту появиться истребители-автоматы. Все это на тот случай, если я сообщу, что контакт потенциально или реально опасен. Кроме того, происходит расконсервация секретной лунной станции для приема контактера для более детальных исследований. И еще десятки, если не сотни всевозможных станций слежения, контроля, предупреждения… Вы знаете, а ведь сигнал очевидного контакта подан впервые. Думаю, мы можем гордиться.
— Весьма польщен. И когда все это шарахнет по мне своими орудиями главного калибра?
— Если не поступит сигнал от меня, то по усмотрению высшего командования.
— Очень оптимистично. Это вас так мое морфирование напугало? — грустно улыбнувшись, спросил Таврицкий.
— Нет, просто я сразу понял, что вы не гуманоидны. Я, правда, подумал не о морфировании, а о каком-то сильном воздействии на мозг, вроде галлюцинации, но… Галлюцинации не дают образ с ошибками. Значит, вы морфировали сами.
— Ошибки? Вы что имеете в виду?
— То, что вы изобразили, — нереально. Пирсинг на соске — пардоньте, ненастоящий. Кольцо стеклянное и монолитное. Извините за интимные подробности. А будь это галлюцинацией — я бы не заметил. Таковы особенности человеческой психики.
— Да, тут я ошибся. Вернее — это не ошибка. Я и не знал. Так что извините.
— Ладно, давайте поговорим о более приятном. — Виктору действительно не очень хотелось обсуждать интимные подробности поддельной женщины. — Значит, вы робот. С чего вы решили?
— А вы человек? — вопросом на вопрос ответил Таврицкий.
— Конечно, но не во мне же дело.
— А почему вы решили, что вы человек? — усмехнулся пришелец, — Можете не отвечать. Именно поэтому и я знаю, что я — робот.
— Да, вы очень логичны и полемичны для робота. Если вы робот, то в чем ваше предназначение?
— А ваше? — все так же иронично спросил Савельев.
— Ну как… — Таврицкий даже растерялся, но отвечать на поставленный вопрос не стал.
— Робот это машина, она создается для выполнения какой-то работы, конкретной цели. Вон, исследовательские роботы планеты изучают…
— Во-первых, попробуйте, спросите у той исследовательской тележки, что по Оберону ползает, какое ее предназначение… Я думаю, вы мало что узнаете. А я… Просто понятие «робот» в моем случае не очень соответствует вашим понятиям. Хотя мысль с исследовательской станцией мне очень нравится. Я бы был горд быть разведчиком неведомого. Но если честно — я не знаю, зачем я. Впрочем, как и вы.
— А у робота есть чувство гордости? В моем понимании робот, это машина созданная человеком для выполнения определенных функций. И работающая автономно. Не более. Вы согласны с этим определением? — Савельев устроился в кресле со всем возможным в невесомости удобством.
— А что такое машина? Набор шестеренок, моторов и микросхем?
— Ну… необязательно. Машина… — Виктор замялся, подбирая правильное определение. — Если формально, совокупность механизмов, выполняющих определенную работу. И еще преобразующих энергию.
— Вот у вас за спиной главный блок бортового компьютера. Там тоже механизмы?
— Ладно, убедили. — Савельев засмеялся.
— В чем? Что я робот? Я вкладываю в понятие робот только одно — это искусственно созданное существо. А у вас, если честно, нет никаких аргументов, чтобы не принимать мои слова всерьез.
— Робот — существо? Вы, по-моему, преувеличиваете.
— Если вас кто-то сделал, то вы не можете быть существом? То есть живым?
— Насколько мне известно, пока никому не удавалось. Если не считать…
— Бога? Вы его имеете в виду? Но что вам мешает принять факт, что меня создал именно он? Так, для простоты.
— Тогда я тоже робот, по-вашему? — Виктор почувствовал, что попадает в полемическую западню.
— Но ведь вас лично не Бог создал, а папа с мамой? Не так ли?
— Вы просто меня с толку сбиваете. — Савельев осознавал, что все протоколы в случае контакта составляли идиоты, и он сейчас вынужден вести беседу, далекую от всяческих выученных инструкций. — Что тогда, по-вашему, робот?
— Вы сами ответили уже — я создан для некой цели. Я эпизод, который имеет начало, но не имеет продолжения. Я создан не родителями. Когда завершу свою функцию, после меня ничего не останется. Все просто.
— И кто же вас создал? Согласитесь, это ключевой момент в понимании того, зачем вы здесь и что нам теперь с вами делать. Идея с богом малопродуктивна.
— Ну… — Таврицкий задумался, вспоминая. — Я ощущаю себя с того момента, как пришел в сознание на «Варяге». Я понимаю, что я есть, что у меня облик того человека, которого вы называли Таврицким, и еще несколько смутных образов из его памяти. Вроде рыжей женщины. Вот и все.
— А что вы можете? — Савельев посмотрел строго, как на допросе, — Про морфирование я уже понял.
— Лучше вам не знать, — гробовым голосом сообщил Таврицкий.
— Так страшно?
— Если честно, то я сам не знаю, — уже нормально, без ёрничания, ответил робот, — И мне действительно очень жаль. Боюсь, у меня есть некоторые способности, опасные для окружающих.
— И что нам делать? Как мы можем определить, кто и зачем вас послал и чем нам грозит это контакт?
— Вы, я так понимаю, для этого сюда и прибыли? Так решайте. У меня-то другая специальность. Вернее, предназначение. А я его не знаю. Разве это моя вина? Это вина тех, кто меня послал. Но мне хочется верить, что все будет хорошо. Правда, ведь? Вы же не убьете меня просто так? — спокойно спросил Таврицкий.
— Роботов не убивают! Их разбирают на запчасти! — не очень удачно пошутил Савельев, — Кстати, а вы боль чувствуете?