Внезапно перед ним что-то вспыхнуло и озарило полутемную гостиную…
* * *
Утром Ренат проснулся в скверном расположении духа. Ночью его мучили кошмары. Какие-то белогвардейцы расстреливали пленных комиссаров… какой-то маленький отряд пробирался сквозь таежную чащу… кого-то жестоко пытали в тесном земляном подвале…
Он вытер кончиком простыни испарину и обнаружил, что подушка Ларисы не смята. Вчера, возвратившись из монастыря, она была тиха и молчалива. Впрочем, он сам не заговаривал с ней: обдумывал историю ее отца. После ужина Ренат отправился в спальню первый и его сморило. А Лариса, выходит, так и не ложилась…
Он прислушался к звукам в кухне, где кипел чайник и звенели тарелки. Значит, она готовит завтрак. Ренат встал, потянулся и босиком прошлепал в душ. Вода привела его в чувство. Кровавые пытки и расстрелы отступили, на ум пришел адрес: Уссурийск, улица Никольская…
Брат Онуфрий попросил дочь проведать бывшего сослуживца. Переться в такую даль Ренату не хотелось. Лариса и не настаивала. Погруженная в свои мысли, она казалась крайне рассеянной.
Ренат насухо вытерся, пригладил перед зеркалом волосы и удовлетворенно кивнул. Он отлично выглядит, несмотря на утомительную поездку и ужасную ночь.
– Борода растет, как сумасшедшая, – отметил он, глядя на свое отражение. Симпатичный шатен, красиво очерченные губы, подбородок с ямочкой. Хоть сейчас на обложку модного журнала.
– Любуешься собой? Красавец!
Лариса застала его врасплох и окатила холодным сарказмом. Ренат не обиделся. Вчерашняя встреча с отцом выбила ее из колеи. Брат Онуфрий до сих пор не обращался к дочери с просьбами, скорее наоборот, отвергал ее внимание и заботу. Значит, что-то изменилось.
– Ты совсем не спала?
– Не смогла глаз сомкнуть, – призналась она и добавила. – Давай, поторапливайся, яичница стынет.
За едой Лариса заявила, что завтра улетает во Владивосток. Ренат ожидал чего-то подобного, но не так скоро.
– Уже завтра?!
– Я заказала билет. Восемь часов в самолете лучше, чем тащиться несколько суток на поезде. Духота, пыль, навязчивые попутчики! Нет уж!.. Я предпочитаю комфортабельный салон пассажирского лайнера, а не пропахший углем вагон.
– Билет? – напряженно переспросил Ренат. – Только один, для себя? А мне?
– Я должна сама с этим разобраться, – отрезала она. – Я думала всю ночь и решила, что тебе лучше остаться в Москве. Съездишь под Калугу, отыщешь ту злополучную дачу, осмотришь дом, поговоришь с людьми… в общем, ты знаешь, что делать. Связь будем держать по сотовому или в скайпе. Надеюсь, там нет проблем с Интернетом.
– «Там» – это где?
– От Владивостока до Уссурийска ходят автобус и электричка. Пожалуй, туда можно и на такси добраться. Посмотрю по обстоятельствам.
Ренат обескураженно пожал плечами. Возражения застряли у него в горле, когда он ощутил ее внутренний отпор.
– Не стоит меня переубеждать, – твердо молвила Лариса. – Я обещала отцу, что выполню его просьбу, и сделаю это. Он никогда ни о чем меня не просил…
– Я не собираюсь тебя отпускать одну! – разозлился Ренат.
– Пей чай…
С этими словами она вышла из-за стола. Он потянулся к планшету и отыскал завтрашний рейс на Владивосток. Надо будет отвезти Ларису в аэропорт. У него пропал аппетит, когда он вспомнил свои сны.
– Это опасно, Лара! – крикнул он, глотая безвкусный чай. – Ты сильно рискуешь!..
Глава 4
Уссурийск
Работница социальной службы выложила на стол купленные лекарства, продукты и спросила:
– Как вы сегодня, Виктор Петрович? Лучше?
– Нога болит, – пожаловался старик. – А в остальном ничего, терпимо. Спасибо тебе, Ириша, за заботу.
– Не за что, – смутилась девушка. – Это моя обязанность.
Ее подопечному Сазонову не исполнилось и шестидесяти, а на вид ему можно дать все восемьдесят. Рано одряхлел, поседел, изъеден болезнями. Еле-еле по дому ковыляет с палочкой. Семьи нет, друзей нет, один как перст. Получает пенсию по инвалидности, едва сводит концы с концами. Ногу ему на железной дороге покалечило, позвоночник повредило, едва выкарабкался, бедняга.
– Вам укольчик сделать? – предложила девушка. – Зачем медсестру ждать, если я могу сама?
– Не надо. Ты иди, Ириша, я прилечь хочу. Устал.
– Ну, как хотите.
Девушка удалилась, а Сазонов, кряхтя и отдуваясь, опустился на диван. В комнате было душно. Окна он не открывал, боялся сквозняков. Мерз даже в жару, кутался в заячью жилетку. Мех вытерся, но Виктор Петрович не хотел расставаться с жилеткой, сшитой из саморучно добытых на охоте зайцев. Неужели, он когда-то был молод, полон сил, ходил на охоту, рыбачил, радовался жизни?
Впрочем, радоваться он перестал давно. С того времени, как отслужил в стройбате. После дембеля решил уехать подальше, чтобы никто и ничто не напоминало ему о той страшной ночи в генеральском доме.
Услышав, как хлопнула дверь, Сазонов вернулся к занятию, от которого его оторвал визит социальной работницы: принялся перебирать фотографии и откладывать в сторону те, что нужно сжечь. Коробка со старыми снимками стояла тут же на диване. Фото, одно за другим, оказывались в кучке на сжигание.
– Какого черта я вожусь с этим хламом? – рассердился Виктор Петрович. – Спалить все и с плеч долой!
В последние дни он все чаще думал о том, как сложилась бы его судьба, не останься он тогда с закадычным дружком Курбатовым на генеральской даче. Пошли бы вместе с ребятами в поселок, хлебнули самогону для храбрости, закрутили любовь с местными девахами… и жизнь потекла бы в совершенно другом русле. Он бы мог жениться, обзавестись детишками, внуками… стареть в кругу родных и близких, а не ждать помощи от посторонних.
– Повезло тебе, Валера, – с сожалением пробормотал Сазонов, разглядывая лицо товарища на любительском черно-белом снимке. – А я пропал!.. Худо мне, брат! Ох, и худо!.. Призраки вокруг бродят… добычу подкарауливают, словно стервятники. Нет мне спасения от них… Борюсь с безумием, как могу!.. Сил уже не осталось…
Он поколебался и оставил фотографию армейского друга на память. Решил пока не сжигать. Зато несколько писем от Курбатова в пожелтелых конвертах отправились на утилизацию.
Сазонов будто подводил итоги, готовился к чему-то. Завещание он написал, благо, Ириша подсобила, вызвала нотариуса на дом. А то в контору Виктор Петрович бы не дошел. Одышка замучила, боли в спине, хромота.
– Ты, Валера, забыл обо мне… писать перестал. Я сам виноват. С ответами не торопился. Да и что отвечать было? Работа – дом, дом – работа. Бабы на одну ночь, пьянки, угар. Это я после аварии на железке поневоле пить бросил. Сердце сдавать стало, давление прыгает. Выпью, и хоть «скорую» вызывай!.. Тебе меня не понять… Верно? Ты – другой. Честный, порядочный, совестливый. Словом, пионер, всем ребятам пример!
Сазонов натужно рассмеялся и подмигнул солдату на фотографии.
– Хорошо тебе! А я, брат, погибаю… Ну да ладно, жалеть не о чем! Видно, по-другому быть не могло…
За окном между деревьев мелькнула тень. Виктора Петровича обдало холодом, он отвернулся и неумело перекрестился. Тень исчезла. Может, она существовала только в его воображении? Собаку Сазонов во дворе не держал, не выносил громкого лая. Соседских шавок хватало, чтобы не спать ночами, крутиться на неудобной подушке, проклинать бестолковых псов. Бессонница его не поддавалась лечению, упорствовала. Со временем он понял, что просто боится уснуть…
* * *
Ренат свернул на кольцевую и прикинул: до Калуги ехать часа три. Он включил музыку для медитаций. Медленная мелодия не успокаивала, а действовала на нервы. Расставаться с Ларисой оказалось тяжелее, чем он ожидал. Впервые с тех пор, как они поселились вместе, Ренат проводил ее одну в дальний путь. Почему она отказалась от его помощи? Женщины – загадочные существа.