Время, назад - Дик Филип Киндред

Филип Дик

Глава первая

Не в пространстве: мы отходим от Тебя и приходим к Тебе не в пространстве.

Поздно вечером, пролетая в патрульной машине мимо малюсенького, на отшибе лежащего кладбища, полицейский Джозеф Тинбейн, к величайшему своему сожалению, услышал знакомые звуки. Голос. Он тут же послал машину над железной оградой, приземлился в буйно разросшуюся траву и начал слушать.

— Меня звать Тилли М. Бентон, и я хочу выйти, — сказал еле слышный и словно задавленный голос. — Слышит меня кто-нибудь?

Джозеф Тинбейн включил фары. Все было как он и ожидал: голос явно шел снизу. Миссис Тилли М. Бентон была под землей.

Полицейский Тинбейн включил рацию и сказал:

— Я нахожусь на кладбище Форест-Ноллс — так оно вроде бы называется, и у меня здесь двенадцать ноль шесть. Пришлите мне «скорую» с копателями. Это, похоже, довольно срочно.

— Вас понял, — ответила рация. — Наша команда сейчас на вызове, но как только, так сразу. Вы не могли бы пробурить временный ствол для подачи воздуха? Наши будут там часов в девять-десять.

— Да постараюсь, — вздохнул Тинбейн.

Это значило проторчать здесь всю ночь. И все это время, пока он говорил по рации, слабый старческий голос умолял его поторопиться. Просил и просил, безостановочно. Эта неотъемлемая часть работы нравилась ему меньше всего. Крики мертвых о помощи; он ненавидел их, и он их наслушался. Мужчины и женщины, преимущественно старые, но иногда и не очень, попадались и дети. И ведь каждый раз одно и то же: копатели будут, но будут не скоро.

Тинбейн снова нажал кнопку связи и сказал:

— Я сыт по горло и хотел бы получить другое назначение. Я не шучу, можете считать это моим официальным заявлением.

— Пожалуйста, кто уж там есть, — молил беспомощный старческий голос, — я хочу выйти наружу. Вы меня слышите? Я знаю, что кто-то там есть, я слышала, как вы говорили.

Тинбейн открыл окошко машины, высунул голову и проорал:

— Леди, мы скоро вас вытащим. Вы только не волнуйтесь и поменьше двигайтесь.

— Какой сейчас год? — откликнулся старческий голос. — Сколько я так пробыла? Это все еще семьдесят четвертый? Скажите мне, сэр, мне обязательно нужно знать.

— Тысяча девятьсот девяносто восьмой! — крикнул Тинбейн.

— Ох, господи. — Ужас и недоверие. — Ну что ж, со временем я, наверно, привыкну.

— Да уж придется, — сказал Тинбейн. Он взял из пепельницы окурок, закурил его и задумался. А затем снова нажал кнопку рации. — Я хотел бы получить разрешение связаться с частным витарием.

— В разрешении отказано, — сказала рация. — Куда там, в такое позднее время.

— Но может, кто и окажется поблизости, — возразил Тинбейн. — Некоторые крупные заведения патрулируют всю ночь.

Он думал об одном конкретном витарии, маленьком и старомодном. Но зато пристойном в торговой политике.

— В такое время, по темноте, вряд ли уж кто-нибудь…

— Но тот, о ком я думаю, ухватится за любое дело. — Тинбейн взял с приборной доски видеофон. — Я хочу поговорить с мистером Себастьяном Гермесом, — сказал он оператору. — Поищите, я могу подождать. Для начала попробуйте место его работы, витарий «Флакон Гермеса». Там, наверное, есть круглосуточная связь с его домом. — Если этому бедолаге по карману такая роскошь, подумал Тинбейн. — Перезвоните мне, как только найдете.

Он положил трубку, подобрал окурок и начал вдувать в него дым.

Персонал витария «Флакон Гермеса» состоял из самого Себастьяна Гермеса и пятерых наемных работников. Никто сюда больше не нанимался, и никого не выгоняли. Что касается Себастьяна, эти люди были его семьей. Грузный, немолодой, он почти что не имел другой семьи. Другой, более ранний витарий выкопал его лет десять назад, и он до сих пор ощущал по ночам могильный холод. Возможно, именно это заставляло его сострадать участи старорожденных.

Его фирма арендовала небольшое деревянное здание, пережившее третью мировую войну и даже отдельные эпизоды четвертой. Этой ночью и в такое позднее время он спал, конечно же, дома вместе с Лоттой, своей женой. У нее были такие красивые руки, и почти всегда голые; Лотта была гораздо младше его — двадцать два года с прямым реверсом хобартовской фазы, ведь она не умерла и не оживала, как то пришлось сделать ему, куда как старшему.

Видеофон, стоявший у кровати, зазвонил. Он машинально протянул руку и принял вызов.

— Мистер Гермес, — звонко сказала телефонистка, — вас вызывает офицер Тинбейн.

— Да, — сказал он в темноте, глядя на тусклый серый экранчик.

На экране появилось молодое спокойное, хорошо знакомое ему лицо.

— Мистер Гермес, у меня тут на захолустном кладбище, называемом Форест-Ноллс, есть ожившая, и она просится наружу. Вы можете забрать ее незамедлительно, или мне самому бурить воздуховод? Инструменты у меня, конечно же, есть.

— Соберу свою команду, и поедем, — живо откликнулся Себастьян. — Ну, скажем, через полчаса. Столько-то она продержится? — Он включил ночник и стал шарить по тумбочке в поисках ручки, параллельно пытаясь вспомнить, слышал ли он когда-нибудь про это Форест-Ноллс. — Имя?

— Она представилась как миссис Тилли М. Бентон.

— О’кей, — сказал Себастьян и дал отбой.

Лежавшая рядом Лотта зашевелилась и сонно спросила:

— Работа?

— Да.

Он уже набирал номер Боба Линди, техника на все руки.

— Погреть тебе согум? — спросила Лотта.

Она уже встала и, не совсем еще проснувшись, плелась в направлении кухни.

— Конечно, — кивнул Себастьян, — спасибо. — На экране появилось мрачное, костлявое и морщинистое лицо их единственного техника. — Подлетай на кладбище Форест-Ноллс, я тоже там буду, — сказал, не здороваясь, Себастьян. — И поскорее. Тебе нужно будет забежать в контору за железяками или…

— Все оборудование при мне, — раздраженно буркнул Линди. — В машине. Конец связи.

Он кивнул и разъединился.

— Согум разогревается, — сказала вернувшаяся из кухни Лотта. — Можно, я тоже поеду?

Она взяла с подзеркальника щетку и принялась ловко расчесывать свои густые темно-каштановые, в тон глазам, волосы, свисавшие почти до пояса. — Мне очень нравится смотреть, как их выкапывают, это же такое чудо. Наверное, самое удивительное зрелище, какое я когда-либо видела; это же прямое исполнение слов апостола Павла из Библии насчет «Могила! Где твоя победа?».

Она подождала реакцию мужа, а затем, покончив с волосами, принялась разыскивать в комоде свой любимый бело-синий свитер.

— Посмотрим, — сказал Себастьян. — Если не получится собрать всю команду, мы вообще не будем туда мешаться, пусть занимается полиция. А может, подождем до утра и будем надеяться, что попадем туда первыми.

— Квартира Сайна, — сонно сказал знакомый женский голос. — О, мистер Гермес. Опять, наверное, работа? А до утра она не может подождать?

— Будем ждать — скорее всего, потеряем, — объяснил Себастьян. — Жалко, конечно, вытаскивать его из постели, но дело не терпит.

Он задиктовал немолодой уже миссис Сайн название кладбища и имя старорожденной.

— Вот твой согум, — сказала Лотта, вторично возвращаясь с кухни, на этот раз — с керамическим контейнером и разноцветным питательным шлангом.

На ней прямо на пижаму был надет мохнатый лыжный свитер.

Оставалось позвонить их пастору, отцу Джереми Файну. Сидя на краешке кровати, Себастьян одной рукой набирал номер, а другой придерживал согум.

— Ладно, поехали, — сказал он в конце концов Лотте. — Присутствие женщины может помочь старушке — ведь, скорее всего, это старушка — обвыкнуться побыстрее.

Экран загорелся; пожилой, мелкокостый Файн смущенно моргал, словно застигнутый за каким-нибудь безобразием.