– Ты красивая!
– Я тебе не нравлюсь? – в ход идет тяжелая артиллерия.
– Ты мне очень нравишься… – он еле удерживается, чтобы не прижать ладони к сердцу в фальшивом театральном жесте.
– И поэтому ты пришел ко мне без цветов… Даже шоколадку не принес. К своим любовницам наверное с шампанским приходишь, а ко мне можно только себя в подарок принести, да? – она была в том состоянии, когда он не мог понять уже, издевается она, прикалывается или действительно возмущена его гипотетической несправедливостью. Поэтому он однажды решил принимать все три варианта вместе.
– Ну, я… – "боже, как жарко".
– Что? Говори! – она уставилась на него своими глазищами раненной цапли.
– Я спешил… – промямлил он, потея.
– Дешевые отмазки! «Он спешил»… Не смеши меня! Тебя не было два дня, и не звонил… Опять с этой овцой встречался?
– Я работал, дел много было, – сказал он, кожей ощущая нелепость подобной отговорки. Дел и правда было много. Последнюю неделю он крутился за троих, а в эти сутки ему удалось вздремнуть от силы полчаса. Но он знал, что для нее его заботы не являются оправданием, поскольку у нее не хватит воображения, чтобы поверить, что есть какой-то там мир, где смешные, нелепые и некрасивые людишки, вроде него, занимаются какими-то непонятными делами. Более того, иногда он думал, что она забывает о нем сразу же, как только он пропадает из поля ее зрения. Это было очевидно не так, потому что она могла позвонить ему в четыре утра и потребовать, чтобы он забрал ее с другого конца города. Он ехал и забирал.
– Я тоже работаю! И еще я учусь. Я – студентка, ты знаешь? – она перешла на издевательски вежливый тон.
"Может, пронесет?" – подумал он с надеждой.
– Не говори мне ничего о свой работе… – сорвалось у него. Впрочем, особо терять уже было нечего.
– Ты – пошляк! Кретин… – на ее глазах большой неуклюжей и поразительно грациозной птицы навернулись слезы.
Он попытался взять ее за руку, но она небрежным жестом стряхнула его руку, отворачивая лицо, пряча даже не слезы, а только намек на них, возможность того, что слезы могли бы появиться на свет и единственной их причиной был он, и только он один. Вот из-за таких моментов он и поддерживал весь этот нелепый спектакль, моментов, когда среди грубо размалеванных декораций полусумасшедшие актеры бубнят какую-то унылую ерунду, а у тебя вдруг начинает щемить сердце.
И у него защемило сердце.
– Я, может, сильнее занята, чем ты, – говорит она, вышагивая перед ним, закуривая и нервно затягиваясь сигаретой. Ее жесты угловаты и одновременно пластичны, как танцы жирафов. – У меня тоже было много работы, дохрена много работы! Отстань со своими поцелуями… Тебе бы только о глупостях думать.
В который уже раз он чувствует себя четырнадцатилетним подростком, который впервые попытался обнять одноклассницу, но та только повела плечами, стряхивая его руку.
– Мне просто нравятся твои пальцы… – он пробует взять ее ладонь, но она отдергивает ее, задирая свой нос классической формы.
– Пальцы как пальцы! Ей ты тоже это говоришь? Ты наверное всем это говоришь. «Пальцы-пальцы»
И все-таки он ее поцеловал, и как всегда неожиданно она ответила на его поцелуй, нежно постанывая.
… Сколько сейчас времени?
Он посмотрел на часы, подумал, и сказал:
– Мне, наверно, пора идти, – на него навалилась усталость, бессонница и нервотрепка последних дней. Последних дней на Земле. Последних дней Земли. Господи, куда же нас несет?
– Позвони мне, как приедешь домой. И завтра звони, но не с утра, к обеду позвони или, лучше, вечером, – она вошла в образ заботливой мамаши. Впрочем, так всегда заканчивались их свидания. Ну, почти всегда. Он потер веки, прогоняя дремоту, встал, осторожно поцеловал ее в щеку и вышел из комнаты.
Спускаясь по лестнице, он закурил. В подъезде воняет старыми газетами и кошками. Он громко и отчетливо говорит: «Мерзкий бордель!»
На улице он вдыхает полной грудью ночной воздух, влажный от дождя и чьих-то слез.
В машине, заведя мотор, он некоторое время смотрит вперед, на капли дождя, стекающие по лобовому стеклу, потом включает радио, и хрипловатый голос мертвой певички пытается ему что-то втолковать, и на долю секунды ему кажется, что он ее понял.
2008-2017
Девочка на фоне Стикса
– Вы не скажете, как отсюда проехать в Алтуфьево? – девушка шагнула мне навстречу, когда я только подходил к автобусной остановке. Я не сразу сообразил, что ей ответить. Подумал, что она хочет ехать автобусами или на такси через всю Москву от Юго-Запада до Алтуфьева на север.
Наконец, сказал:
– Да тебе лучше на метро доехать. Я тоже к метро еду.
– Нет, я на машине, – сказала она.
– Мне, в принципе, все равно. Могу показать дорогу. У меня есть навигатор в телефоне.
– Садись, – сказала она, и пошла к припаркованному джипу, по внешнему виду весело прожившему свою нелегкую жизнь.
Я пошел следом и только тогда обратил внимание на нее. Высокая, худенькая, стройная. Одна в незнакомом городе на старом джипе, в буквальном смысле этого слова джипе – на капоте большими американскими буквами было написано JEEP, одна из излюбленных марок бандитов девяностых. Простая девчонка. Девочка с прозрачными глазами на штатовском монстре, построенном примерно в год ее рождения.
Было по-летнему жарко, но жарко по-божески, а не как в прошлом году, когда стояла дьявольская жара. Год назад я тоже был здесь, на этом месте, в ту не от мира сего жару. В жару, убившую моего брата. А сегодня исполнился год, и мы с братишкой стали ровесниками. Мое сердце выдержало испытание пеклом, огнем и жупелом, и раскаленным асфальтом, а его нет. Это нормально. Кого-то из нас выдергивают, а кто-то остается. Смысла в этом нет. А если смысл и есть, не мне его искать.
Я забрался в машину, пристегнулся и включил в наладоннике навигацию. Пока мой телефон-компьютер-навигатор-и-прочая искал в московском небе американские спутники, девушка завела мотор и вопросительно посмотрела на меня.
– Пока едем прямо, – я махнул рукой вперед. – Сейчас определимся и проложим маршрут. Тебе куда там в Алтуфьево надо?
– На Алтуфьевское шоссе, а там я сориентируюсь.
– Ладно. Напишем "Алтуфьевское шоссе, дом 20".
Пока я боролся с программой прокладки маршрута и пытался сообразить, какие виртуальные кнопки на емкостном экране нажимать, чтобы программа схавала введенные мной данные, девочка плавно, но уверенно влилась в поток машин, управляемых московскими хамами, ебанатами и задротами. В большинстве своем водители ездили так, что сразу становилось понятно, что в семье они были единственным ребенком. Из тех самых выблядков, что катаются по полу суча ножками, когда кто-то из взрослых рискнет сказать им "нет" или "подожди", или "сколько можно?".
Мой мега-телефон, наконец, обнаружил спутники-шпионы, ткнул меня носом в карту, показывая наше текущее местоположение с точностью до метра, и заговорил женским сексуальным голосом: "Разворот через двести метров".
На разворот скопилась очередь машин в ожидании разрешающей стрелки светофора.
– Меня зовут Егор, – представился я. – Ты интересно водишь машину.
– А я Оля, – сказала она, не отрываясь от вождения. – Что здесь интересного? Боюсь я в Москве ездить.
– Ты тормозишь левой ногой, это нелегко.
– Я привыкла так. У меня тормоза херовые.
Ее длинные ноги – обе – одновременно лежали на педалях: левая на педали тормоза, правая на педали газа, и она, попеременно двигая ногами, то ускорялась, то замедлялась. Элегантный и необычный стиль для стройной девочки в бандитском джипе.
– Ничего не бойся, – сказал я. – Со мной тебе нечего бояться. Я – бог автомобилей.
Стоп-кадр: Ленинский проспект, очередь машин на разворот в ожидании зеленой стрелки. Летний поминальный день. Девочка с длинными ногами в запыленном джипе везет автомобильного гуру в место, где его никто не ждет, из места, где он поминал ушедших.