Зеркало Вельзевула - Наталья Александрова

* * *

– Слушаю вас! – Официантка приветливо улыбнулась и приготовилась записывать.

– Значит, сначала суп, вот этот, куриный…

– Лучше возьмите крем-суп со сливками и лососем, – перебила официантка, – он нашему повару очень хорошо удается.

Надежда слегка поморщилась при слове «сливки», но согласилась.

– Потом вот эту рыбу на пару… нет, тут рыба и там рыба… тогда, может быть…

– Котлетки куриные хороши… – подсказала официантка, – и на гарнир картошечка…

– Без гарнира! – решительно заявила Надежда. – Зелени немного можно положить. Потом кофе – черный, но не слишком крепкий.

– А десерт… – тоном заправской искусительницы промурлыкала официантка, – кекс шоколадный небольшой или вот песочный пирог с лимоном…

– Ох, слаб человек, – вздохнула госпожа Лебедева. – Давайте пирог!

Официантка ушла, Надежда снова вздохнула и уселась поудобнее. Зал ресторана был полупустой. Наверное, потому, что она пришла позже обычного обеденного времени. Третий час, а голодающие на ланч бегут к двенадцати. А что ей, Надежде, к двенадцати торопиться, когда она работу начинает в половине одиннадцатого?

Ну да, теперь Надежда Николаевна Лебедева работает. Подумав так про себя, Надежда фыркнула. Разве это работа? Так, баловство одно. Но все же…

На прошлой неделе Надежде позвонила старая знакомая, Лида Семицветова. Когда-то они водили дочек на танцы, жили в одном районе, даже отдыхать вместе ездили. Потом дочки выросли, и Надежда с Лидой как-то незаметно раздружились. Но перезванивались по праздникам, изредка встречались. В этот раз Лида позвонила, так сказать, не по плану. По ее голосу Надежда поняла, что у нее проблемы, и сразу спросила, что случилось.

– Надя, только ты можешь мне помочь! – взмолилась приятельница.

– Все здоровы? Говори толком! – забеспокоилась Надежда Николаевна, потому что в голосе Лиды было самое настоящее отчаяние.

Лида тут же скороговоркой выложила свои проблемы. У нее очень хорошая работа, она – помощница депутата Маргаритова. То есть это только так говорится, что помощница, а на самом деле просто сидит в офисе и отвечает на звонки. Тех, кто звонит с жалобами или с просьбой записаться на прием, записывает, спрашивая предварительно паспортные данные. Некоторые приходят лично, их тоже записывает. Письменные заявления и жалобы регистрирует и подшивает в папочку. С самим депутатом Лида почти не видится, потому что на приеме у него сидит другая помощница. Еще есть секретарша, которая отвечает за основные дела – встречи, заседания и так далее.

– А работа с избирателями разве не основное дело? – поинтересовалась Надежда.

– Надя, не ерничай, у меня и так все сложно! – отмахнулась Лида.

Далее выяснилось, что дочка Лиды лежит в роддоме на сохранении, а зять, этот безответственный человек, улетел в командировку.

– Надолго? – поинтересовалась Надежда, уже понимая, к чему клонит приятельница.

– На два месяца, – вздохнула Лида. – На полигоне где-то под Оренбургом они испытывают новую ракетную установку. Так что еще неизвестно, может, и на все лето там задержится.

– Мне ли не знать… – вздохнула в ответ Надежда, вспомнив, как проработала больше двадцати лет в оборонном НИИ.

Лида перевела дух и выложила, что внук-первоклассник остался на попечении двух бабушек. На Лиде – среда, суббота и воскресенье, а дочкиной свекрови достались остальные четыре дня. Она не работает, но ухаживает за больной не то теткой, не то двоюродной сестрой, так что у нее со временем тоже напряженка. А Лида работает помощницей депутата, ну да, про это она уже говорила.

– Короче! – отрубила Надежда, краем глаза посматривая на рыжего пушистого котяру, который в данный момент настроился спереть со стола кусок сыра. – Излагай уже просьбу-то…

В Лидином изложении просьба выглядела так. Она не может бросить работу, потому что не то чтобы она хорошо оплачивается, но есть некоторые льготы, опять же отпуск, и путевку в хороший санаторий всегда можно получить или там редкие билеты в театр. Депутату Маргаритову все время присылают билеты, а он не может всюду поспеть и вообще не любитель, так что даже ей, Лиде, и то перепадает, хоть она и самый младший помощник, после нее идет только офисная уборщица. И не Надежде рассказывать, как почти невозможно в нашем возрасте найти такую работу, потому что, во-первых, приходить нужно к десяти тридцати, а уходить в шестнадцать тридцать, во-вторых, ни за что в общем-то не отвечать, и в-третьих – отпуск, путевки в санаторий и на курорт, и еще много других вопросов, которые можно решить относительно легко, но про это она уже говорила. Так что если Надежда войдет в ее положение и будет работать каждую среду в течение месяца, то она будет очень благодарна, а иначе просто и не знает, к кому обратиться.

– Тут ведь еще такой вопрос… – призналась Лида смущенно, – попросишь случайного человека, а она и начнет интриговать, чтобы это место получить на постоянной основе. А насчет тебя, Надя, я уверена, тебе работа не нужна, тебя муж содержит, я знаю. И вообще не такой ты человек, чтобы у других за спиной интриговать.

– Ну, спасибо, – протянула Надежда. – Но точно только на месяц?

– Точно. За месяц дочка уж всяко родит, это закон природы, так что выпишут ее, и формат нашей жизни все равно изменится!

В общем, Лида ее уговорила, а затем уж Надежда уговорила своего мужа Сан Саныча. Точнее, убедила, что ей просто необходимо помочь подруге.

Муж у Надежды был второй и любимый. Общих детей у них не было, и они воспитывали кота совершенно разбойничьей рыжей породы. Кота звали Бейсик, и Надежда в сердцах упрекала мужа, что он и женился-то на ней из-за кота. Сан Саныч протестовал, но не слишком рьяно, так что Надежда с грустью убеждалась в своей правоте.

Несколько лет назад институт, где Надежда проработала много лет, выражаясь современным языком, накрылся медным тазом. Сократили сразу же едва ли не три четверти сотрудников, отобрали сначала половину здания, потом еще половину от половины, потом уже все целиком и перевели остатки института в такую даль, если не сказать хуже, что туда добраться не было никакой возможности. Это случилось уже без Надежды, их сократили всем отделом, один начальник остался. Но его тоже вскоре сократили – руководить-то стало некем.

Муж Надежды Николаевны такому повороту дела очень обрадовался, так что она теперь даже не заикалась о работе. Сан Саныч велел ей сидеть дома и лелеять кота.

Тут же ожили многочисленные знакомые и родственники, которым просто до зарезу понадобилась Надежда. Раньше-то можно было отговориться работой, а теперь Надежда часами ждала в чужой квартире сантехников, отвозила в ремонт бытовые приборы, встречала на вокзале посылки из далеких городов, отводила чужих внуков на плаванье и танцы и с тоской думала о тех днях, когда было нужно всего лишь ездить на работу в переполненном транспорте и нестись к проходной со всех ног. Истинно говорят: что имеем – не храним!

В общем, нынче, в первую среду, Надежда приступила к своим обязанностям.

С утра ничего особенного не произошло, только позвонил раздраженный мужчина с требованием срочно попасть к депутату. Как выяснилось, звонивший набрал не тот номер, и Надежда переадресовала его к секретарю. Затем пришла энергичная старуха, чтобы записаться на прием. Фамилия ее была Перескокова, и она фигурировала в списке особо рьяных жалобщиков, который оставила Лида. Перескокова жаловалась очень часто – то на шум, то на недостаточно теплые батареи, то на плохую работу лифта, так что Надежда записала ее на следующий месяц. Ничего, надо же и другим дать возможность высказать наболевшее.

Надежда разобрала еще почту, навела порядок на столе и отправилась на обед, думая, что не зря Лида так держится за это место. Работа и правда непыльная.