Хаширама не считал зазорным повторить свое предложение ещё столько раз, сколько потребуется — но в том-то и проблема, что Учиха не относился к людям, которые будут ломаться из-за чужого мнения. Или которые позволят себе поддаться чужому влиянию. Мадара ещё в детстве был прям и категоричен… И, видимо, тот короткий бой на реке ударил по нему сильнее, чем по Хашираме. Или же произошло что-то ещё, о чем Сенджу не был в курсе.
Мадара перестал верить.
Но… что-то в глубине его глаз показывало — не забыл. Не отказался полностью. Просто… боится. И боится не за себя.
Изуна, младший брат, тот, кого нужно защищать… Хаширама понимал. Как понимал и то, что слова будут почти бесполезны. Возможно, выдайся им шанс спокойно поговорить — не среди звона клинков, не в языках пламени и ветках мокутона, — Хаширама смог бы убедить друга, что ничего не изменилось. Но пошли он предложение встретиться — это будет выглядеть ловушкой. Мадара не придет.
И тогда Хаширама решил рискнуть.
Техника — чужая, клановая, которой чужака обучили очень неохотно… но всё же обучили. Она могла скрывать немало подводных камней — но главная её слабость и так была ясна.
Если Хаширама промахнётся, он несколько минут будет полностью беспомощен. В бою — почти вечность. Тобирама не выстоит сразу против обоих Учих, и с него станется защищать брата до последнего… Впрочем, он почти закончил свою технику телепортации и достаточно благоразумен, чтобы просто отступить. Хаширама не знал, удастся ли ему вернуться в тело, если оно будет перемещено достаточно далеко от исходной точки, но собой рискнуть он был готов.
И в очередном бою, поймав Мадару плетями мокутона, глава клана Сенджу сложил нестандартную печать, направляя её в сторону Учихи, который при всей силе своего пламени не успевал уйти в сторону из-под неизвестной атаки.
Воздействие техники оказалось не таким, как было на тренировке. Понятно, что производится контакт сознаний, в классическом исполнении требовалось заковать чужое в непроницаемую сферу и захватить таким образом контроль над потерявшим управление телом. Но сознание Мадары было жарким, всепроницающим, как лесной пожар. Хаширама не успел опомниться, как всё вокруг оказалось в огне, что не сжигал, но охотно облизывал, примеряясь.
Впрочем, Сенджу и не собирался использовать эту технику классически.
Мысли, не разделённые сразу барьером, перетекали друг в друга, и уже не поймёшь, где чьи. Страхи — такие похожие и такие разные. Искренность — такая мощная и такая разная. Планы смотрелись как на ладони. А главное — глубинное нежелание войны, жажда, чтобы всё это закончилось, обоюдная, острая, но припорошенная таким слоем страхов и сомнений, что в одиночку справиться никак нельзя.
Но так просто протянуть в это пламя раскрытую ладонь. Слова не нужны — к чему они, когда одно сознание перетекает в другое? Когда вред можно причинить только прямым намерением — и первый порыв выдрессированных постоянной войной шиноби был именно таким. Но… ни один из них не успел пропитаться этой войной до нутра. Не успел отравиться ненавистью достаточно сильно.
Они… ещё не потеряли последнее.
— Ты совсем ебанулся? — поинтересовался Мадара с лёгким интересом. Он собрался из пламени в свою фигуру, чтобы было удобнее общаться. И морду бить. А то мыслями совсем как-то… растекается.
Хаширама поставил брови домиком и изобразил обиду — почти как в детстве. Но именно что изобразил.
— Ты ведь читаешь мои мысли. И видишь, зачем я это задумал.
— Да, но изнутри как-то не видно, насколько ты ебанулся.
— Ты всё ещё считаешь, что мир невозможен?
— Ну, допустим, мы такие умные… А остальных воинствующих долбоклюев куда девать?
Хаширама покачал головой, усаживаясь прямо… на пол? На воздух? Или что существовало тут, в пространстве между их сознаний…
— От войны устали все, Мадара. Не только мы.
— Ладно, допустим. И чего ты от меня хочешь?
Хаширама посмотрел на него, как на идиота.
— Я хочу, чтобы нашу мечту мы исполняли вместе.
Мадара промолчал, обдумывая. Нет, вот зараза! С идиотскими предложениями пристаёт Хаширама, а как на идиота смотрят на него!
— Чем больше я раздумываю, тем больше наши сознания проникают друг в друга, да?.. Чёрт, это было бы забавно. Мокутон при-и-икольно чувствуется. Эм… мир. Сосредоточиться на мире… Э-э-э… Я согласен, но нужно разработать более подробный план пинания людей в светлое будущее. Начиная с твоего брата. Он действительно тебе волосы расчёсывает? Заба-а-авно…
Хаширама улыбнулся. Видеть расслабленно и слегка даже поплывшего Мадару было приятно — он скучал по тому другу, с которым они метали камешки через реку и бегали вверх по скале.
— Мы можем поменяться местами. Ты ведь тоже успел сложить печать, верно?
— Угу, знаний об устройстве деревни я уже натырил… Это инстинкт, да. Стоп, поменяться местами? Ха. Ха-ха-ха-ха. Это настолько безумно, что я безоговорочно хочу. Посижу в твоём теле, расслаблюсь…
Хаширама хмыкнул.
— Обмен взаимный, Мадара. А я все же не настолько благороден, чтобы закрыться от информации о тебе полностью. Можешь определить, в какую сторону нам расходиться?
Отмена техники должна была вернуть их в свои тела. И Мадара бы даже согласился на перемирие — теперь. Но… Хашираме хотелось показать кое-что ещё.
Показать, что не так уж их кланы различны.
*
В клане Учих назревала буря. Молодёжь со свойственным ей максимализмом предлагала выпилить главу собственного клана ради победы над вражеским. Факт того, что сам Мадара будет этому не рад, их мозгом как бы учитывался, но они дружно решили, что хороший глава будет рад заколоть себя ради блага клана.
И вообще, так обидно продуть! Учихи не сдаются! Их нельзя склонить к какому-то перемирию, что бы это ни значило!
Подогревало ситуацию и то, что Мадара после так странно закончившегося боя не спешил являться пред очи соклановцев, не фонил Ки и вообще словно спрятался за спиной брата. Часть молодых и горячих даже накрутили себя до той степени, что отправились к дому главы клана. То ли требовать самоубийства во имя победы над Сенджу, то ли убивать самим…
Мадара встретил визитёров взглядом. Просто взглядом, без шарингана и даже без тяжёлых гневных искр. Задумчиво он так смотрел, и эта задумчивость разом сбила половину гонора.
— Хотите, тоже обниму? — поинтересовался Мадара, наклонив голову набок. — А то вы какие-то дикие.
Соклановцы шарахнулись. Кто-то использовал шуншин, чтобы оказаться как можно дальше отсюда, кто-то просто отпрыгнул назад… Часть из них даже не врезалась в забор. Самый отважный поклонился, вежливо отказался от такой чести и слинял через дверь. «Мадара» хмыкнул и собирался уже пойти выяснять, как самочувствие у пострадавших от забора, как его за пояс обхватили руки.
— Не пугай детей, — заявил Изуна. — Эта техника нравится мне всё меньше и меньше. Хаширама на том конце наверняка что-то злостно курит.
— Пф. Если следовать элементарной логике, Хаширама на той стороне старается не подпалить воротник Тобираме.
— Не понял твою мысль… — нахмурился Изуна, затаскивая брата в дом.
— Если он влияет на меня, должно идти противодействие и в обратную сторону. И мне всё ещё хочется догнать наших недавних гостей, чтобы уточнить, чего они такие дикие.
— Но ты же ничего не куришь! Хотя тебе и не надо, конечно…
«Мадара» рассмеялся — легко, с удовольствием, перекатывая во рту звуки, словно леденцы.
— Вот ты сам и ответил на вопрос, отото.
— Ну вот, а ты спрашивал, чего шарахнулись… Опять твоя непредсказуемость лезет. Люди уже не знают, что думать, то ли ты проходя волосы растреплешь, то ли голову оторвёшь…
— Конкретно сейчас я хочу жрать, — «Мадара» потянулся.
— Правда? Ну и хорошо, мне тоже приготовь что-нибудь.
Умиление от такой постановки вопроса оказалось достаточно сильным, чтобы «Мадара» поспешил отвести взгляд. Не стоит ещё больше нервировать Учиху странностями в поведении.