— Мы договоримся, — Сенджу улыбнулся как-то так, что сразу становилось понятно, что договорится он и с Мадарой, и с кланом. — В конце концов, Шинтеншин я просто попросил.
— Просто?..
— Именно. Пришёл и вежливо попросил научить меня этой технике. Почему-то такой вариант постоянно недооценивают.
Изуна скептически приподнял бровь. Чтобы вот взяли и просто так отдали? Какую-то милую деталь Хаширама точно умолчал!
Сенджу улыбнулся и протянул ему ещё один кусочек.
— Ешь, Изу.
Тот аккуратно взял его губами, показывая недюжинную практику в этом вопросе. Пожевал.
— Ну, думаю, за эти переговоры пара шаринганов активируется точно!
— У Мадары настолько суровая репутация?
— Ну… Мадара очень умный. А люди в клане — не очень. Мадара для них о-о-очень непредсказуемый и страшный.
Сенджу хмыкнул, старательно жуя свою порцию.
— И как много из Учих додумают ситуацию до «этот гадкий Сенджу захватил тело Мадары», а не остановятся на «глава стал еще более страшным и непредсказуемым»?
— До первого варианта никто не додумается, не льсти себе.
— А как же «тебя быстро раскроют», нэ?
— Раскроют. Но подумают, что это Мадара тебя в своём теле запер, а сам побежал Мокутон осваивать и подрывную деятельность проводить на территории врага. Хм. Кажется, у нас настанет пора отпусков.
— Почему? — недоуменно нахмурился Хаширама.
— Расслабиться можно.
— А как же здоровая паранойя?
— А что это такое?
— Хм… Это то, как относится к миру Тобирама.
— У нас таких не водится.
— Ты пытаешься убедить меня, что вы все — импульсивные и местами беспечные? — Хаширама скормил Учихе еще один кусочек. — Сомневаюсь в этом.
— Пф! — Изуна сложил руки на груди и откинулся назад, отведя взгляд.
Сенджу спокойно доел, отложил палочки. Улыбнулся уголками губ:
— Ты просто волнуешься за брата.
Полный игнор. Вряд ли Изуна мог что-то найти интересное на стене собственной кухни. Он и не нашёл. Он обдумывал план вырубить Хашираму и оттащить его в селение Сенджу. Там уже тревогу поднимут за вырубленного «Хашираму» и можно будет торговаться. С одной стороны, Хаширама вряд ли сумел полностью освоиться в чужом теле… Но Мадара — тот ещё лось, его тело проще убить, чем вырубить. Зараза.
Зато можно продемонстрировать, что всё-таки будут делать Учихи.
Хашираме же привычная линия поведения давалась нелегко. Чем дольше он сидел спокойно, тем сильнее становился внутренний зуд, подмывающий не просто двигаться. Хотелось… боя, спарринга, хотелось выдыхать Катон и крушить манекены гунбаем… Собственно, а почему нет? Тем более, что память Мадары позволяла свободно ориентироваться.
— Посуду моешь ты, — сообщил Хаширама, порывисто поднимаясь на ноги.
Тренировка… Интересно, насколько Катон Мадары отличается от того, который освоил сам Сенджу.
Изуна, конечно же, одного его не оставил, следил тихой тенью. И во время перемещения. И на выжженном полигоне стоял навязчивой статуей, но спарринговать отказался. Ну ладно, пусть смотрит.
Хаширама сосредоточился, сложил печати, собираясь выдохнуть небольшой огненный шар на пробу. Катон охотно откликнулся, собираясь в технику, покатываясь по венам, поджигая лёгкие. Изо всех отверстий, казалось, повалил дым, активировался шаринган…
И очень захотелось ёбнуть ещё!
Хаширама запрокинул голову, расхохотался. Закружил по полигону, формируя пламя даже без печатей — голым усилием воли, воспламеняя чакру и расшвыривая ее во все стороны. Огонь был почти живым, он ластился к рукам, ревел голодным зверем в крови, кусал за плечи и дергал волосы протуберанцами… Он подхватывал и вел за собой, заставляя выкладываться на полную, вздымаясь до верхушек деревьев и припадая к земле.
Чем-то это было похоже на то состояние, в котором создавался мокутон. Не по испытываемым чувствам или настрою, скорее… по уровню.
Хотя думать, когда в крови бушует огненный смерч, оказалось очень сложно.
Изуна подождал, пока его проплющит хотя бы на две трети объёма чакры, и легко влился в огненный узор. Хаширама, поглощённый огнём, его даже не заметил до тех пор, пока Учиха не дёрнул его за воротник и не поцеловал.
Языки пламени взвились выше, заставляя одежду затрещать от жара, а ещё уцелевшую листву на деревьях — почернеть и скрутиться. Ответный поцелуй вышел жарким, кусачим, властным — словно в желании заставить Изуну тоже вспыхнуть, потерять контроль.
Как будто в этом была необходимость.
Учиха потянул его на себя, утягивая за собой на другую ступеньку огненного безумия. Огонь, битва, секс. Наслаждение, творчество, созидание, жизнь. Разрушение, ярость. Всё подпитывалось одним и тем же пламенем, куда направишь, то и будет. Что вложишь, тем и сгоришь. Переход из одного в другое так естественен и так желанен. Но война — это не игры с огнём, это что-то более приземлённое и пошлое… Когда после жаркой схватки приходилось помогать раненным и возвращаться домой с тягучим чувством незавершённости.
И то, что это противник брата в его теле, только добавляет пикантности.
========== Глава 2 ==========
Мадара лежал и смотрел на просвечивающее между листьями дерева небо, лениво разбирая чужие воспоминания. Отхватил он много и всякого, но без разбора оно висело в сознании мёртвым грузом.
Восприятие Хаширамы отличалось от его собственного, и первое, что бросалось в глаза — это глаза. Зрение было не таким чётким, менее красочным, даже по сравнению с неактивированным шаринганом. Картинка выцвела и сильно размылась, на дальних объектах не получалось толком сфокусироваться.
Но по воспоминаниям Хаширамы это компенсировалось… большей спокойностью, что ли?.. Сконцентрированностью. Да и вообще Сенджу выглядели куда более спокойными и менее заморочливыми. Жизнь Учихи проходит в постоянных попытках укротить свою огненную сущность и живущих в ней демонов так, чтобы и не задушить это всё великолепие и не мешать жить другим представителям клана. Учиха с погасшей горячностью превращается в сверх унылое говнищще и редкостного мудака. В случае, если слишком часто выпускать погулять своих внутренних демонов, может получиться цепная реакция доведения друг друга до ручки и, как следствие, массовая истерия.
Сенджу, по воспоминаниям Хаширамы, были поспокойнее и посвободнее. Не так, как гражданские, которые могут себе позволить беспечно улыбаться незнакомцу, но без этого дикого напряжения и внешней холодности. В кругу своих Сенджу спокойно проявляли эмоции — не так ярко, как сам Хаширама, но достаточно заметно и свободно.
Мадара никогда не задумывался об этом, но сам он воспринимал людей как переплетение их страстей, порывов, что ими движут. Хаширама в его восприятии был переплетением жажды защитить дорогих людей, жажды мира и… жажды мира. То есть мира как остановки войны и мира как занятия мирными делами. И объединялось это тонкой золотистой ниточкой силы. Она как бы есть, но сама по себе боевая мощь для Хаширамы не является движущей силой.
Но глава клана Сенджу воспринимал людей по-другому. На первом плане у него была восхитительность человека. Основная положительная черта, которая делала человека таким неповторимым и… нужным?.. полезным?.. восхитительным, да. А сбоку, как мелкими буквами, образ недостатков, слабых мест и больных мозолей. Чисто чтобы не наступать на них и не давать человеку невыполнимых для него дел.
И было достаточно странно накладывать эти образы друг на друга. Тобирама в его глазах выглядел сплетением врождённого занудства, строгости, упёртости и паранойи, но Хаширама видел в нём заботливого брата с восхитительным умом, который может разобрать по кирпичикам любую, даже самую сложную ситуацию. Из недостатков отмечалась лёгкая сложность с глобальным мышлением — когда этих кирпичиков становилось слишком много, Тобирама начинал в них путаться, зависать и стремиться к стандартным решениям. Но, к счастью, это корректировалось доверием к старшему брату.