– В услуженье ко мне пойдёшь?
Так вот сразу и сказал. Как у нас в трактире говорили, «открутить быку хвост».
– А вы кто? – поднял я на спасителя своего глаза. Честно так посмотрел – мол, впервые вас, господин, вижу, а невесть с кем дел не имею.
– Это ж господин Алаглани, придурок! – вмешался Халти. – Наипервейший городской лекарь и аптекарь, почётный гражданин и кавалер ордена Высокой Руки!
Ага. Ну, откуда ж мне, бродяжке, вторую неделю всего в столице обретающемуся, такое знать? Но бродяжка я не совсем тупой, вежеству обучен, и потому склонился перед лекарем в поясном поклоне.
– Ну так как? – повторил он все тем же скучным тоном. – Пойдёшь?
Помолчал я слегка – мол, думаю, шевелю всеми своими мозгами.
– А пойду! А что делать-то надо?
– Да всякое… – улыбнулся господин Алаглани. – По дому там, по саду-огороду, а дальше посмотрим. Работать умеешь?
– Ага! – кивнул я. И снова ведь правду сказал! Уж наверняка не тяжелее, чем в трактире.
– Ну и ладно. Пока что поработаешь за еду и одежду, а дальше посмотрим, какую тебе плату положить. Годится?
Я молча кивнул. Ещё бы не годилось! Кто бы в моём, бродяжкином, положении, кочевряжиться стал?
– Только смотри, чтоб не воровать и не лениться! У меня в доме порядок строгий, если что – шкуру спущу!
Ой, напугал! Моя-то шкура, как змеиная кожа – уж сколько мне её ни спускали, а всякий раз отрастала заново, и крепче прежней. Впрочем, откуда господину лекарю про то знать?
Я, понятное дело, только поклонился низко.
– Ну, пошли тогда!
И пошли мы. Я ещё подумал тогда, что хорошо, вещей у меня никаких. Потому что как бы я их понёс, коли руки заняты – штаны порванные поддерживать? И было мне на сердце радостно, поскольку знал я, что очень скоро и помоюсь, и пожру. Вот вы улыбаетесь, а жрать мне тогда до жути хотелось! Вы ж понимаете, что до того неделю мне пришлось поститься, и понимаете, что иначе-то и нельзя было.
Теперь про дом господина Алаглани. Конечно, вы и так знаете, как там всё выглядит снаружи, но я всё-таки расскажу подробнее. Прежде всего – и дом, и сад окружены глинобитным забором, и забор высокий, в полтора моих роста. Мало того – там вдоль и снаружи, и изнутри посажены кусты длинношипа. Колючие, плотные, если через такие продираться, то и одёжу порвёшь, и сам до крови исцарапаешься. Правда, у длинношипа ягоды вкусные, но вызревают они только к осени. И сразу я задумался – а к чему такой забор непроходимый? Должно быть, воров опасается – по нему ж видно, человек богатый.
Ладно, теперь про дом. Дом большой, первый этаж из серого камня сложен, такой в южных пределах добывают, второй – из брёвен. И по форме необычный, вытянут вроде подковы. Крыша двускатная, крыта черепицей, каждый черепок своего цвета, а вместе получается красиво. Стены второго этажа не крашены, но брёвна просмолены, такие уж никогда не сгниют, сколько дождей ни лей. Парадный вход высокий, крыльцо со ступенями каменными, и ступенек этих восемь. Дверь мощная, из бурого дуба, окована стальными полосами, такую и бревном-то не скоро высадишь.
За домом разные постройки, только про них после, их я поначалу не особо и разглядел.
Вошли мы, значит – ну, то есть постучал Халти в ворота… а ворота, кстати, тоже подстать парадной двери – мощные, из толстых брёвен, да медными листами обитые. Изнутри лязгнуло – вынули засов.
Открыл слуга – мальчишка на вид меня слегка помладше. Одет как Халти – полотняная рубаха, полотняные штаны, только башмаков нет, босой. На вид не особо крепкий, в кости тонок, волосы посветлее моих, лицо загорелое, и руки тоже, глаза серые, уши чуть оттопырены, и левое ухо побольше правого самую малость. Поклонился он господину, а тот и говорит:
– Вот, Алай, новый слуга у нас. Звать Гиларом. Возьми его и устрой. Да смотри, – улыбнулся, – не обижай, он и так судьбой обиженный.
Вот честно скажу: трудно мне было не ухмыльнуться. Хотя, как посмотреть. Ведь лекарь-то не солгал!
Перво-наперво Алай отвёл меня в баню. Баня на заднем дворе располагалась, и натоплена была, точно ждали меня. Ну, понятное дело, не меня, а для кого-то растопили, да вот и сгодилось. Хорошая баня, просторная, и дым в трубу уходит, а не в дверь полуоткрытую, так что угару никакого. А в общем, ничего шибко интересного. Кусок скользкого серого мыла мне дали и мочалку. Смыл я с себя грязь и кровь, облился, как полагается, тремя водами, а как вышел в предбанник – там уже новая моя одёжа лежала. Полотняная рубаха с широким разрезом у горла, полотняные штаны – и, главное, совсем мне впору, ничего подгонять не пришлось.
– Башмаки дадут, если в город выходить придётся, – пояснил случившийся тут Алай. – Только это не скоро. Новичков тут поначалу домашней работой загружают.
– А что, – спросил я, одевшись, – часто разве господин новых слуг нанимает?
– Ну, часто не часто, – поразмыслил Алай, – а бывает. Я тут полтора года, а при мне уже двоих взяли, Хайтару и Дамиля.
Я аж присвистнул от такого известия.
– А много ль всего у него людей?
– Да не так чтобы много, – разъяснил Алай. – Вот гляди, старшой над нами – Тангиль, ему ко дню Зимнего Солнца восемнадцать стукнет. Он ещё кроме того, что старшой, лошадьми занимается. У господина-то коней четверо – Ласточка, Прыткий, Искра, Уголь. Потом Халти – господин его своим учеником сделал, всякой лекарской науке наставляет. Затем Амихи с Гайяном, это братья, они у нас кухней заправляют. Хасинайи – та за свиньями ухаживает и за птицей всякой, стирает и чинит одежу. У нас тут и куры, и гуси, и утки. Птицы её любят, а так – придурковатая она малость. Хайтару – тот на всякую чёрную работу надобен, Дамиль – он у господина в комнатном услужении, тихий парнишка. Я к огородному и садовому делу приставлен, а уж куда тебя господин определит, то ему виднее. Но сдается мне, что поначалу будешь Хайтару помогать.
– Слышь, Алай, – тут же спросил я, – а как тут со жратвой?
– Со жратвой тут отменно, – усмехнулся мой сопровождающий, – кормят сытно. Не разносолами господскими, ясное дело, но нам завидуют слуги из многих домов. Тебе раньше-то в услужении где быть приходилось?
– Да так, немножко, – кивнул я, вспомнив трактир.
– Ну вот, значит, понимаешь, что такое над каждой коркой трястись и как рёбра выпирают с голодухи, – наставительно сказал Алай. – А тут не так.
– Я неделю почти не жрамши, – снова поведал я правду, – нельзя ль чего пожевать, а?
Ну а что ещё мне надо было спрашивать? Что ещё может спросить бродяжка, взятый из милости в богатый дом?
– Обеда дождись, – сухо возразил Алай. – Уже скоро. И смотри, не вздумай чего на кухне стащить.
– Выдерут? – понимающе спросил я.
– Не, – Алай ухмыльнулся, – господин на такую мелочь отвлекаться не станет. А вот старшой пинков надаёт, да и повара добавят, они здоровые, сильные.
Ну, тут всё как обычно.
– Слышь, – только сейчас решил я спросить, – я вот чего не пойму. Если господин новых слуг нанимает, то куда старых девает?
Внимательно я глядел на Алая, но не в упор, конечно. Так, осторожно скользнуть взглядом – и в сторонку, но главное, чтобы успеть зацепить.
– Ну… – протянул Алай, – той зимой, к примеру, прежнему старшому, Ханимари, восемнадцать исполнилось, и господин дал ему денег и письмо в Алагралайю, к своему аптекарю знакомому, чтобы тот, значит, взял его в подмастерья, коли Ханимари по аптекарской части пойти надумает. А нет – так найдёт себе применение. Голова на плечах есть, и плечи крепкие, и деньжата на первое время будут… А на будущую зиму Тангиль так же уйдёт, и Халти старшим станет. Но бывает и по-другому… Вот до тебя был у нас такой пацан, Хосси, так он недавно вздумал обокрасть господина, в кабинет его ночью залез…
Вот, значит, подумал я тогда, почему у аптекаря освободилось местечко… Повезло же мне, что никто не опередил. Хотя, братья, вы же понимаете, что такие везения должны быть тщательно подготовлены. Да, понимаю, понимаю! Не я один готовил, были и другие глаза да уши. А всё ж таки не полезь этот злосчастный Хосси куда не след – я бы долго ещё рядом ошивался, ища повод.