Вообще-то случай для Мескии необычный. Страна огромна, и, хотя видов и наций в империи проживало предостаточно, религиозные противостояния никогда не терзали её по-настоящему, ведь главенствующая часть социума никогда не менялась и сколь бы могуч, ни становился тот или иной культ, он не имел никаких шансов пошатнуть позиции тэнкрисов-несмериан. Надо всеми божками высилась Силана, праматерь моего вида, единственная богиня, культ которой являлся государственным. Прочие виды могли бить поклоны любым воображаемым друзьям, пока не мешали друг другу, и их право оправлять религиозные ритуалы защищалось имперским законом.
Случались, конечно, мелочи вроде религиозных восстаний, лет эдак восемьсот назад, но локальный геноцид и вечный запрет на проповедование причинных религий решали дело раз и навсегда. Теперь же враг подкрался незаметно, явился из ниоткуда и нанёс удар тихо и стремительно. Обычно так делал я.
Они все были замешаны, все, кто имел в Кэлмонаре хоть толику власти, являлись частью культа. Администрация, судебные и финансовые структуры, представители исполнительной власти, все поголовно. От них эта зараза просочилась в средний класс, а после и в низы общества. Прежнюю веру культисты игнорировали, оправляли собственные ритуалы в подпольных молельнях множеством мелких ячеек, постоянно вербуя неофитов. Главным вопросом было, почему это получалось у них так легко? Как они так быстро обращали людей в новую веру, заставляя отказаться от бога их отцов, дедов и прадедов? Почему, вступив в этот культ, люди теряли человечность и превращались в серолицых амёб, источавших психическую вонь, как я её воспринимал, вместо настоящих эмоций. Отец Михаил многое нам поведал, многое описал, так как этот упёртый фаталист-одиночка давно и внимательно следил за еретиками. Но даже он не мог предоставить полной информации, мне пришлось искать недостающие части головоломки в трудах по оккультизму, которые я держал в памяти.
Также отец Михаил сообщил о ближайших планах культистов, захвативших Кэлмонар — религиозное шествие по определённому маршруту, которое должно закончиться внутри собора.
— Хозяин.
Себастина вошла в главный зал, роняя на каменный пол капли воды со своего плаща.
— Сильно льёт?
— Весьма.
— Но их это не останавливает.
— Мне показалось, что им нравится вода. Судя по всему, эти люди считают стихию частью религиозного действа, хозяин.
— Жаль, что отец Михаил не смог узнать больше для нас, но, следует благодарить богиню уже за то, что он свалился в наши руки.
Себастина скинула мокрый плащ на пол. Под ним она была одета точно так же, как Крюгер: кожаная куртка, высокие ботинки армейского образца и армейские же брюки, заправленные в них. На поясе покоились мясницкие тесаки и три метательных ножа. Моя горничная сняла серебряную маску и надела очки со стёклами-половинками.
— Их много, хозяин.
— Нас тоже.
— В столкновении армии и бунтующего народа, побеждает, как правило, народ.
— На первых этапах. Вспыхивающие бунты имеют эффект неожиданности коли внутренняя безопасность ратлингов не ловит, но, когда и если армия начинает действовать слажено и реализует свои преимущества в боевой подготовке и наличии оружия, народные волнения подавляются. Вспомни судьбоносную ночь Йоля на заре нового тысячелетия. К тому же, мы готовы, и если нам окажут сопротивление, я устрою в этом проклятом городе такую резню, что подавление Старкрарского восстания покажется дракой двух оборванцев над медной монеткой.
Последние слова я прорычал, скалясь, аки злобный чулган, а когда опомнился, то содрогнулся — солдаты вокруг, они видели и слышали своего командира. Не следовало вообще обсуждать подобные темы в их присутствии. Я поманил Себастину за собой, и мы углубились в дальнюю часть залы, за алтарь, куда обычно имели право заходить только клирики.
Я отвёл Себастину в сторону, чтобы нас не слышали, но говорить мы не начинали. Так бывает между супругами, которые слишком долго прожили вместе и теперь каждый слишком хорошо знает всё, что хочет сказать другой. Себастина знала, что я боюсь. Она решила начать первой.
— Приступы гнева не проходят?
— Как видишь. Я стараюсь их подавлять, но…
— Нет ничего, что не было бы вам под силу, хозяин.
— Ты напомнила мне Ашуна.
— Того пайшоаньца, хозяин?
— Да, старик всё твердил, что если долго повторять ложь, она превратится в истину.
Себастина склонила голову набок в несвойственной ей птичьей манере.
— Позвольте напомнить вам, хозяин, об условиях нашего договора…
— Они выгравированы горящими глифами на хрусталиках моих глаз, я не нуждаюсь в напоминаниях.
— Есть цель, которую преследует хозяин, — начала она вопреки мне, — и слуга будет верно следовать за хозяином, покуда хозяин не отступит от своей цели, и покуда он будет соответствовать своему праву.
Всё верно. Я мог делать всё, что угодно, но не проявлять слабость перед ней, иначе она сама отправит меня в пасть Темноты. Таков был договор, заключённый нами в тот день и час, когда я обрёл цель в жизни. Её служба в обмен на мою цель и моё соответствие… которое я теряю вместе с контролем над самим собой. Память ухудшается, приступы гнева и жажды насилия то и дело захватывают разум, мешая мыслить здраво. В Великой игре, стоит потерять хладнокровие, и ты проиграл — по сути, умер. Мне ещё рано было умирать, я убил не всех, кого собирался.
— Стыдно искать оправдания, но я думаю, что городская атмосфера усугубляет моё состояние.
— В таком случае нам нужно разрешить проблему как можно быстрее, хозяин. Они очень скоро будут здесь.
Они уже были здесь. Когда я приказал открыть двери храма и вышел через величественный портал, украшенный сценами из человеческого священного писания, процессия уже входила на площадь. Серолицие люди тащили на плечах большие резные носилки, на которых восседал уродливый истукан, процессия состояла из тысяч культистов. Попадая на площадь со сравнительно узкой улицы, они расходились и шли к храму. Выбравшись на середину, большинство останавливалось, но один человек продолжал идти дальше.
— Прекрасный день для прогулки, господин Пельшек!
— Мы надеялись, что вы уберётесь из города по добру, тан л'Мориа, — ответил бургомистр, не сводя с меня водянистых глаз. Влага стекала по его нездоровому лицу, по скальпу с редкими слипшимися волосами, по трём дряблым подбородкам.
— Вы не были откровенны со мной, господин Пельшек.
— Считайте, что мы пытались спасти вашу жизнь, поберечь ваши чувства
— Какая забота! Помнится, одна человеческая пословица гласит: благими намерениями вымощена дорога в Ад.
— Мы не боимся Ада, а если бы могли, то с удовольствием спрятались бы там от того, что грядёт.
— Что же грядёт, господин Пельшек?
— Конец мира.
— Даже так?
— Так. На юге пробудился Дракон Времени, — выплюнул бургомистр, — и вскоре он будет здесь, злой и голодный. Он не пощадит ни смертных, ни бессмертных, сомнёт этого слабого и сонного Отца Всех, плюнет на память Лунной Девы, которой давно уж нет, Каменный Волк мёртв, и другие мертвы либо ещё спят, а Глодающая Тьма не выползет ему навстречу, пока он не попытается дотянуться до её пасынков. Мир под Луной был нам домом, мы тихо жили во мраке морских бездн и подземелий, довольствуясь скромными подачками, и никого не трогали, но теперь всё изменилось! Дракон Времени грядёт и нам нужны силы, чтобы убежать от него! Ещё несколько миллионов душ и сил будет достаточно, чтобы пробиться сквозь грань и пережить путь в Пустоте! И мы не позволим кому-то нам помешать!
— Кто же это такие "мы", поясните, будьте так добры.
— Мы… — Пельшек вздрогнул, будто пытаясь подавить сильный рвотный позыв, — мы Гоханраталу, Червь Глубин!
— Как я и думал.
Пельшек вскинул руку, и не успел я даже выхватить револьвер из кобуры, как его голова лопнула от встречи с крупнокалиберной пулей, пущенной моим снайпером с одной из окрестных крыш. Грузное обрюзглое тело пошатнулось, но устояло, слегка покачнулось в одну сторону, затем в другую, и лишь после этого упало, будто делая всему миру одолжение.