Крюгер провела меня к магу, который сидел в тёмном углу на небольшой резной скамейке и мерно раскачивался взад-вперёд. Он вспотел и побледнел пуще прежнего. Не говоря ни слова, Ойнох просунул пальцы под маску, прикоснулся к моему лбу, и я услышал в голове:
— Капитан Капельромаут с "Остроги", что у вас происходит?
— Говорит Великий Дознаватель. Мы виделись на борту вашего дирижабля. Какова обстановка наверху?
— Митан, в городе творится какая-то чертовщина, откуда-то взялись эти твари и конца им не видно. Носятся по улицам, нападают на людей. Держимся на расстоянии, ожидаем указаний.
— Центры особо плотного скопления имеются?
— Да, собор ими буквально облеплен, а ещё они атакуют аэровокзал. Что нам делать, митан? Вступить в бой?
— Неудачная идея. Насколько мы смогли выяснить, противник способен проникать внутрь техники, преодолевая металлические преграды. Вашей огневой мощи не хватит для ведения боя, и в мобильности вы проигрываете. Вот вам моё прямое указание, немедленно свяжитесь с базой в Нархароте, пусть адмирал л' Голнорэ загружается боеприпасами и поднимает все боеспособные дирижабли. Также я приказываю ему взять на борт снаряды с маркировкой M-Z-H-M. И пусть возьмут на борт столько магов, сколько возможно, так и передайте.
— Митан, это может занять несколько часов…
— Мы продержимся. Конец связи, мой маг едва дышит.
Я убрал со лба руку Ланна Ойноха и поправил маску. Человек вздохнул с великим облегчением.
— Крепитесь, капитан, на меня эта атмосфера действует ничуть не лучше, чем на вас, но сейчас не время терять самообладание.
— Я справлюсь, мне бы только немного перевести дыхание.
Последним делом я указал личному составу укрытия за колоннами и алтарём, которые они должны будут занять по особому распоряжению. Если Ойнох сможет хоть немного отдохнуть, то поможет в осуществлении небольшой задумки, а иначе придётся вставить в револьвер патроны с "Улыбкой Дракона".
Свечи горели, а я ждал.
Стало душно, пришлось скинуть тяжёлый кожаный плащ и ослабить воротничок-стоечку. Во внутреннем кармане расстёгнутой жилетки лежала моя инсигния, знак высших полномочий, а на подкладку был пришит небольшой футляр с запасными спецпатронами. Такой способ ношения представлял опасность, если меня подстрелят и пуля заденет их, то я погибну мгновенно.
Дышать стало немного легче, ещё бы маску стянуть, а то пот жжёт кожу, но этого делать нельзя — слишком много сил потрачено на стирание этого лица из памяти мира, чтобы вот так открыто щеголять им налево и направо. Машинально потрогал запонки, старинные вещицы, массивные, сработанные из почерневшего серебра в форме щитов со вставленными в них крупными кусками янтаря. Часть отцовского наследия. Пощёлкав выкидным лезвием, проверив барабан револьвера и удостоверившись, легко ли из трости выходит клинок меча, я успокоился. К бою готов.
— Всему личному составу, перезарядить оружие спецпатронами, всеми, что остались. Если кто-то ещё не додумался до этого самостоятельно, то немедленно заняться!
Солдаты не шевелились, все уж давно перешли на алхимические и магические снаряды.
— Митан, если не секрет, для чего все эти свечи?
— Вам следует пореже снимать маску, агент Крюгер. — Вместо ответа произнёс я, глядя на забаррикадированные двери храма. — Скрытность — наше кредо.
— Наше кредо: "Не силой, но страхом". Здесь все свои.
Наивное дитя, прелестное, умное, смертоносное, пышущее гормонами и задором юности, но ещё такое наивное.
Стук в окна и душераздирающие вопли миног снаружи действовали на нервы. Куда запропастилась Себастина?!
— Много лет назад, когда вы были ещё совсем ещё чадом, я уже служил в Ночной Страже, ныне бесславно забытой и почившей в мире. Мы искали шпионов, проводили захваты, дознания, ломали и перевербовывали агентов. Иных прятали в самые тёмные камеры Черепа-на-Костях, других казнили. Расследовали, конечно, и уголовные дела, самые громкие и запутанные. Хм… был… был один такой человечек по имени Густав Кобэн, агент ингрийской разведки, хитрый и жестокий тип, возглавлявший сеть информаторов в провинции Гайрона. Мы охотились на него почти полгода, под мою руку был отдан специально сформированный отряд из полусотни следователей, а напарником моим в то время был Кавиас Юреналь, авиак, ловкий и быстрый коршун. Мы с ним неплохо ладили, ценили профессионализм друг друга и нередко вместе оказывались под вражеским огнём. Когда Кобэна удалось загнать в угол, его люди начали отстреливаться пока сам шпион бежал по заранее подготовленным путям отхода. Нам с Юреналем удалось прорваться, и мы бросились в погоню. Настигли Кобэна, когда он укрылся на старой мыловарне в промзоне Хассельна. Ночь, электричества нет, в городе облава, а мы с Юреналем крадёмся впотьмах по огромному зданию заводского типа, и где-то там, во мраке, притаился опытный убийца, которому нечего было терять. Авиаки не особо хорошо видят в темноте, во всяком случае, не все, а мой Голос в те времена был намного слабее, а радиус обнаружения источников эмоций — уже. В общем, когда я ощутил присутствие Кобэна, Юреналь уже оказался у него на мушке. Я спрыгнул с трёхметровой высоты, оттолкнул напарника и принял плечом пулю, предназначавшуюся его голове. И лодыжку сломал. Юреналь в ответ на выстрел Кобэна, всадил в темноту три пули, и одна из них засела у вражеского агента в кишках, я едва успел отозвать Себастину, которая порывалась разорвать обидчика пополам. Мы взяли Кобэна за жабры, спасли ему жизнь, выходили и вскоре перевербовали, сделав двойным агентом. Я быстро встал на ноги и мою поправку мы отметили в одном славном пабе, Юреналь проставлялся.
Я замолчал, она тоже не находила, что сказать. Зачем вы, тан Великий Дознаватель, травите байки в такое неподходящее время? — как бы вопрошали её эмоции.
— Я… эм…
— Через два месяца после того, как я спас жизнь Юреналю, он попытался убить меня. Едва не вспорол когтями горло. Внутренняя безопасность обнаружила, что его купили чулганы и меня послали уничтожить предателя. Юреняль решил убить меня, потому что знал, я ни за что его не отпущу, и долг жизни ничуть не помешал ему. Себастина четвертовала предателя, сначала оторвала крылья, затем руки и ноги, и под конец провела декапитацию. Мораль сей истории заключается в том, что те, кто сегодня "свои", агент Крюгер, завтра могут оказаться совершенно чужими. Ничего особенного, просто предательство это специфика нашей работы и только.
— И кому же тогда можно верить?
— Никому, — ответил я, пожимая плечами, — если хотите выжить, то не верьте никому.
— Даже вам?
— Отчего же. — Она не могла видеть моей улыбки, но по тону поняла, что я скалюсь. — Верить нельзя никому, но мне — можно.
Крюгер молча спрятала лицо под маской. Умница.
— Хозяин, я приготовила вам чаю и нашла крекеры.
Себастина поднесла к нам небольшой поднос с чайником, чашками и тарелкой.
— Себастина, какой чай в такое время?
— Как говорил Махарий Стузиан: "Война войной, а чай по расписанию".
Не надо было давать ей читать тот сборник цитат великого полководца, теперь она то и дело норовит… кусок витражного стекла с грохотом обрушился на пол.
— Чай отменяется, к оружию! Без приказа огонь не открывать!
Летучие твари тугими потоками втягивались сквозь разбитые витражные окна и начинали кружить под расписными потолками и пока что не обращали на нас внимания. Люди и люпсы застыли в укрытиях с оружием наготове. Я кувырками и перебежками переместился к колонне, за которой прятался Ойнох.
— Капитан, вы успели перевести дух?
— Митан?
— Люстры инсгерского хрусталя по две тонны каждая, — произнёс я, глядя вверх, — нужен импульс, если обеспечите его, дальше можете просто лежать и отдыхать.
— Сделаю.
— Дайте знать, когда будете готовы, но, прошу, не затягивайте.
Вернувшись к Себастине и Крюгер, я замер за трибуной, с которой верующим прежде читал проповеди клирик. Миног становилось всё больше и на укрывшихся врагов они всё ещё внимания не обращали, будто оказались временно дезориентированы.