После этого дела пошли довольно быстро; у нее - быстро.
Я проверила пульс, а затем шейку матки, и почувствовала, как сердце мое помчалось с удвоенной скоростью, когда я коснулась того, что без сомнения было крошечной ножкой, уже на выходе.
Смогу ли я вытащить другую?
Я взглянула на Moнику, с прицелом на ее размеры и силу. Я знала, она была жилистой, как бечевка - но не так, чтобы очень большой.
Лиззи, напротив, была размером уже с...
Так - Ян, кажется, не преувеличивал, когда предположил, что это могут быть близнецы.
Угодливая мысль подсказала мне, что это все-таки могут быть близнецы, и заставила волосы у меня на затылке встать дыбом, несмотря на стоявшую в комнате влажную жару.
Нет, твердо сказала я себе.
Нет; ты сама знаешь, это не так. И с одним-то будет плохо.
"Нам нужен кто-то один из мужчин, чтобы помочь держать ее за плечи,"- сказал я Moнике.
"Потерпишь одного из близнецов, хорошо?"
"Обоих,"- выдохнула Лиззи, и Моника повернулась к двери.
"Одного будет..."
"Обааа! Нннннннггггг..."
"Обоих,"- сказала я Moнике, и та кивнула в ответ как ни в чем ни бывало.
Близнецы ворвались в комнату вместе с вихрем холодного воздуха, лица у них были совершенно одинаковые - румяные маски тревоги и волнения.
Я не успела сказать им ни слова, как они бросились к Лиззи, будто пара железных стружек к магниту.
Она тужилась изо всех сил, сидя, и один тут же встал на колени позади нее, его руки принялись нежно разминать ей плечи, чтобы они расслабились после очередного спазма. Его брат сидел рядом, поддерживая ее рукой за то, что раньше у нее называлось талией, а другой убирал ей со лба слипшиеся от пота волосы.
Я еще пыталась как-то организовать вокруг нее одеяло, на ее выпирающем животе, но она оттолкнула его, капризная и разгоряченная.
Хижина наполнилась влажным теплом, паром из котла и потом общих усилий.
Что ж, по-видимому, близнецы были несколько лучше знакомы с ее анатомией, чем я - подумала, и передала ватное одеяло тете Moнике.
Скромности нет места при рождении ребенка.
Я встала перед ней на колени с ножницами наперевес, и быстро обрезала пуповину, почувствовав мелкие брызги теплой крови на руках.
Мне и во время нормальных-то родов редко приходилось такое делать, но для этих... сейчас мне было необходимо больше места для маневров. Я зажала разрез одной из моих чистых тряпок, но кровотечение оказалось незначительным, а внутренняя поверхность ее бедер в любом случае уже была перепачкана кровью - в ходе этого неожиданного "спектакля со зрителями."
Это была нога... я увидела пальчики, длинные, как у лягушонка, и автоматически посмотрела на босые ноги Лиззи, прочно расставленные на полу по обе стороны от меня.
Нет, у нее они были короче и компактней; должно быть, сказалось влияние близнецов.
Влажный, болотистый аромат рождения, его вод, пота и крови поднимался от тела Лиззи, как туман - и я почувствовала, как собственный пот течет у меня по бокам.
Я нащупала что-то наверху, зацепила пальцем, как крючком, маленькую пятку и потянула ножку вниз, чувствуя жизнь в этом детском движении, во всей его плоти - хотя сам ребенок не двигался, беспомощно зажатый в тисках родовых путей.
Другая, теперь мне нужна была другая.
Чувствуя, что мне нужно срочно двигаться дальше, через брюшную стенку, между одним и другим сокращениями матки, я скользнула рукой по ускользающей ножке вверх и нашла крошечную круглую ягодичку. Поспешно направила руку в другую сторону, и с закрытыми глазами нащупала кривое согнутое бедро.
Кровавый ад, кажется, у него колени подтянуты под подбородок... почувствовала податливую жесткость крошечных хрящеватых костей, твердых в хлюпающей вокруг жидкости, напрягшуюся мышцу... нащупала палец, два пальца, обхватила вторую лодыжку, и - зарычала: "Держите ее! Обхватите ее руками!"- когда Лиззи вдруг снова изогнулась дугой, и вся ее нижняя часть устремилась прямо на меня...
И... я вытянула вторую ножку.
Я откинулась, широко открыв глаза и тяжело дыша, хотя это не было большой физической нагрузкой.
Маленькие лягушачьи ноги дернулись раз, потом вяло опустились, и вдруг, со следующим толчком, показались все целиком.
"Еще разок, моя милая,"- шептала я, положив руку на напрягшееся бедро Лиззи. "Сделай нам это еще разок, точно так же."
Рычание - как будто из глубины земли, когда Лиззи достигла той точки, где женщину больше не заботит, живет ли она, умирает, или просто распадается на части, - и нижняя часть тельца ребенка медленно скользнула вниз... я увидела, как пупок пульсирует под толстой, фиолетовой, похожей на червя, петлей у него на животе.
Я не могла оторвать от этого зрелища глаз, думая - Слава Богу, Слава Богу, - когда меня заставила очнуться тетя Moникa, пристально всматривавшаяся через мое плечо.
"Ist дас... шары?"- сказала она озадаченно, указывая на половые органы ребенка.
У меня еще не было времени посмотреть, я была слишком занята пуповиной, но я взглянула вниз и улыбнулась.
"Нет. Ist eine Mаdchen,"- сказала я. Это место у ребенка было еще отечным; и оно очень напоминало оборудование маленького мальчика; клитор, выступающий из опухших половых губ, но только не... шары.
"Кто? Кто это? "- спрашивал один из Бердсли, наклоняясь вперед, чтобы посмотреть.
"Вы имеете маленький... haff a leedle девочка,"- вся сияя, сообщила ему тетя Моника.
"Девочка?"- выдохнул другой Бердсли. "Лиззи, у нас теперь есть дочка!"
"Вы когда-нибудь, к черту, заткнетесь?!?" - прорычала Лиззи.
"НННННННГГГГГ!"
В этот момент Родни проснулся и сел, выпрямившись на кроватке, широко раскрыв рот и глаза.
Тетя Моника была тут как тут, и сразу выхватила его из постели, прежде чем он начал плакать.
Сестренка Родни тем временем неохотно проталкивалась в этот мир, легонько дергаясь при каждом сокращения матки.
А я про себя считала - один бегемот, два бегемота...
От появления пупка - и до успешно открытого ротика и ее первого вдоха мы могли себе позволить не более четырех минут, прежде чем от нехватки кислорода начнут происходить необратимые повреждения головного мозга...
Но я еще не могла вытянуть ее наружу, не рискуя повредить шею или головку.
"Поднажми еще, дорогая,"- сказала я, опершись руками на оба колена Лиззи, теперь голос мой был совершенно спокоен. "Тужься, давай."
***
ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ГИППОПОТАМА, тридцать пять ...
Все, что что мне сейчас было нужно - достать до ее подбородка, чтобы вывести его к тазовой кости.
Когда сокращение матки ослабло, я торопливо скользнула пальцами вверх, к лицу ребенка, и сомкнула два пальца над верхней челюстью.
Я чувствовала, что следующая схватка уже на подходе, и стиснув зубы, с силой надавила рукой между костями таза и детским черепом, и уже не отступала, боясь потерять опору.
Шестьдесят два бегемота ...
Теперь релаксация... я спустилась вниз, медленно, медленно, потянула головку ребенка вперед, высвобождая подбородок над краями таза...
Восемьдесят девять бегемотов, девяносто ...
Ребенок свешивался из тела Лиззи, кроваво-синий и блестящий в свете очага, качаясь в тени ее бедер, как язык колокола - или как тело на виселице, - но я оттолкнула эту мысль прочь...
"Должны мы его уже принять...?"- шептала мне тетя Моника, прижимая Родни к груди.