– И не будь Фоксшот в пятнадцати милях от нас, я бы непременно забрела туда завтра же!
– А сейчас, – спокойно вмешался Кэри Нетеркотт, – мне кажется, нам пора ехать, оставив мисс Силвердейл и его светлость наслаждаться красотой и покоем этого сада.
Мистер Бикенхэм не решился сопротивляться, и хотя Генриетта сказала, что его светлость больше любит лазать по горам, чем наслаждаться покоем, она не сделала попыток удержать гостей. Мистер Бикенхэм почтительно поцеловал ей руку, старший и менее откровенный гость спокойно пожал ее, попросив передать лучшие пожелания леди Силвердейл. Потом он попрощался с виконтом, выразив надежду когда-нибудь встретиться с ним снова, и гости уехали.
– Ну, – произнес виконт, критически наблюдавший за отъездом Бикенхэма и Нетеркотта, – он лучше, чем я думал! Но из этого ничего не выйдет, Хетта: он тебя не стоит!
У мисс Силвердейл были изумительные глаза. Собственно говоря, их следовало считать ее главным украшением, потому что рот ее был великоват, нос с горбинкой – чересчур орлиным, а волосы неопределенно-коричневого цвета. Но глаза господствовали надо всем и делали ее лицо очаровательным. Их неуловимый цвет все время изменялся, они становились то серыми, то голубыми, то карими. Если она скучала, глаза казались почти бесцветными, но стоило ей оживиться, как они темнели и начинали блестеть. Они сверкали от гнева или – гораздо чаще – веселья; во всякое время они отражали ее настроение. Сейчас, когда она подняла их на виконта, в них можно было прочитать удивление, легкий гнев и искреннее веселье. Она сказала:
– Ты правда так считаешь? Ну, если ты прав, как удачно, что он не делал мне предложения! Кто знает, в моем-то возрасте я вполне могла соблазниться.
– Не дразни меня, Хетта! Ясно как день, что он готов хоть сейчас сделать тебе предложение! Я не буду говорить, что он стоящий парень, с приятным характером и так далее, но он не для тебя! Поверь мне!
– Да ты просто собака на сене, Эшли! – воскликнула она с деланным возмущением. – Сам ты меня не захотел, но не можешь перенести мысли, что я выйду за другого!
– Ничего подобного! – возразил виконт. – И не пытайся уверить меня, что ты все эти девять лет украдкой обливалась слезами, – я пока что не страдаю провалами памяти и отлично помню, как ты умоляла меня не просить твоей руки, когда наши отцы сплели свой дурацкий заговор! Но я чертовски люблю тебя и был бы счастлив видеть, как ты выходишь за подходящего мужчину! Что за малый Нетеркотт! Ты умрешь от скуки еще до конца медового месяца!
– Ты не представляешь, как я благодарна тебе, Дес, за то, что ты так близко к сердцу принимаешь мои интересы, – произнесла она с подчеркнутой искренностью. – Хотя возможно – просто возможно, – мне все же лучше знать, какой мужчина мне подходит. Раз уж у тебя такая хорошая память, вряд ли мне стоит напоминать, что в свои двадцать шесть я уже не ребенок…
– Безусловно, – перебил виконт со своей теплой, обезоруживающей улыбкой. – Тебе стукнет двадцать шесть пятнадцатого января следующего года, и я уже знаю, что подарю тебе по этому случаю. Как ты могла подумать, что я забуду о твоем дне рождения, ты, мой лучший друг?
– Ты невыносим, Эшли, – обреченно произнесла Генриетта. – Но я бы, наверное, страшно скучала, если бы мы вдруг перестали быть друзьями. Конечно, очень удобно иметь возможность всегда обратиться к тебе за советом и поддержкой, а ты меня, говоря по справедливости, никогда не обременял просьбами. Давай оставим этот бессмысленный спор о достоинствах бедного мистера Нетеркотта, пока не дошло до ссоры! Ты сказал, что тебя привела домой сыновняя тревога; надеюсь, лорд Рокстон не заболел?
– Нет, если только от злости не получит апоплексический удар, – отозвался виконт.