Все опять поддержали. Сова упивалась своей ролью и никак не могла закончить митинг.
Между тем Винни Пуха начала мучать совесть. Водка из него выветрилась, и он вспомнил, что ведь и сам тоже ел пельменьки. Конечно, думал медведь, я не знал. Но я же и не спросил. Как увижу еду, сразу забываю обо всем на свете. В том-то и беда моя. Пятачка жаль, но теперь, после того что случилось, Винни Пух уже не мог поднять осиновый кол на Кролика. Раз уж и сам втянут в эту историю, не изображай из себя святую невинность. Винни сел на корточки, а потом и просто на свой голый зад. Голова у него трещала от напряжения. Надо бы посоветоваться с кем-нибудь очень умным, но с кем? С Кроликом? Нет, Кролик тут не годился. Может с Совой? Но Сова составляла очередной манифест, и к ней не подобраться. Он вспомнил про Ослика Ыа. Вот кто может ему помочь. Пух огляделся, но Ыа на митинге не присутствовал. Наверно его никто, как обычно, не предупредил. Надо пойти и разыскать Ыа, грустно думал Пух, сообщу ему новости, и может он что-нибудь посоветует.
Опираясь на свой осиновый кол, Винни Пух стал потихоньку протискиваться к краю поляны, как вдруг сорока принесла на хвосте новость. Новость эта в виде белой бумажки слетела с ее хвоста и долго переворачивалась в воздухе, пока наконец упала перед Большим Дубом.
Когда Новость подняли и передали Сове, поднялся большой шум. Ибо сова огласила:
- Сенсация! Кролик покинул свой бизнес и сбежал из Леса в неизвестном направлении.
Революция свершилась. Тотчас организовалось массовое шествие к дому Кролика, ибо все хотели своими глазами убедиться, что это так. Над процессией летела Сова, пересаживаясь с одного сука на другой, чтобы не слишком улететь вперед, и не отставать, а быть в центре событий. Пошел со всеми и Пух. Его мучила собственная вина и похмелье. В душе он был рад, что Кролик смылся, и не придется прибегать к революционному насилию. Но эта единственная радость доставляла мало радости.
Когда все пришли, оказалось, что дом Кролика пуст, сейф открыт, но в нем ничего не было кроме обрывка бумажки, найденного на самом дне, на котором кем-то было накорябано одно-единственное слово: "хреново".
Тут начались песни и пляски. Все как с ума посходили. Винни Пух пошел куда глаза глядят. До него вдруг дошло, что в один день он потерял сразу двоих друзей, Пятачка и Кролика. Теперь у него почти не осталось друзей, разве только Ыа, но тот что-то слишком умный. Он часто выражался так, что Винни совсем не мог понять. То ли дело с Пятачком, как было просто! Выпорешь его, а потом можно поговорить по душам. Сам Пятачок к поркам давно привык, и хотя ломался для вида, сильно не возражал. А теперь и пороть-то некого. Грустное было настроение у Винни Пуха.
И вот в таком состоянии Винни застал в кустах бузины Ослика Ыа. Тот стоял к нему задом, и то ли спал, то ли нет.
- Ыа, ты спишь?
Не получив ответа, Винни переместился с противоположной стороны, где у осла была голова, и заглянув снизу ( ибо голова у Ыа с давних пор была вывернута наоборот ), обнаружил, что глаза у Ослика открыты, но не реагируют на внешние раздражители. Пух даже пощелкал пальцами, никакого ответа. Значит он спит с открытыми глазами, подумал Пух, присел напротив и решил ждать, когда Ыа проснется. Он прождал недолго, и Ыа зашевелился.
- Привет, Ыа, - сказал Пух. - Ты спал?
- Нет, я размышлял.
- О чем?
- Я думал, - сказал Осел, - что первично, материя или сознание?
- А-аа. Ты слышал последние новости?
- Все возвращается на пути своя. Какие еще могут быть новости в этом тленном мире?
- Пятачка съели, а Кролик сбежал.
- Как? - С Ослика разом слетело его задумчивое состояние.
И тогда Пух рассказал все, что он знал, только постеснялся упомянуть, что он сам был у Кролика и тоже там трапезничал.
- Ыа, - закончил свой рассказ Пух, - что ты обо всем этом думаешь?
- Что я думаю? - спросил Ыа. - Что я думаю. Я думаю, мы больше ни того ни другого не увидим.
- Это-то конечно. Только знаешь, на меня такая грусть навалилась.
- Не печалься, Винни. Все суета сует.
И в обоснование Ыа вдруг процитировал:
Святой отец любил гулять налево,
И вовсе не святую встретил деву.
- Ах, я б не прочь, да вздуется живот.
- Э-э, милая... Все суета суёт.
- Ыа, как много ты всего знаешь.
- Это еще что. С тех пор, как мне свернули шею, я и не до такого додумывался.
- Но есть одна заковыка. Понимаешь...
И тут Пух, стесняясь и путаясь, рассказал о последнем пиршестве у Кролика, и о своем в нем участии.
Услышав всю историю до конца, Ыа вдруг заржал на весь Лес так, как Пух никогда не слышал. Раньше Ыа вообще не ржал, а только ныл и стонал, а теперь он своим громким ржанием произвел эффект Валаамовой Ослицы.
Когда стало чуть потише, Пух спросил:
- Что же тут смешного?
- Ты его съел? Двенадцать пельменей?
Когда наконец Ыа снова мог говорить, он изрек:
- Пух, знаешь ли ты, почему я сейчас смеялся? Я смеялся от великой радости. Ты сделал совершенно правильную вещь. Теперь Пятачок вечно пребывает внутри тебя.
- Да, но я бы предпочел, чтобы он был все-таки снаружи.
- Как говорил Спиноза, что хорошо, то и прекрасно. Если ты хочешь навечно сохранить в себе частичку своего друга, съешь его!
- Ох... - сказал Пух. - Мудрость твоя столь велика, что нужно время, чтобы к ней привыкнуть.
- Второй закон ослиной этики. Что естественно, то не грешно. А теперь оставь меня, мне надо опять погрузиться в размышления.
Винни возвращался один, унося в себе частичку Пятачка. Он даже попробовал с ним заговорить. Привет, Пятачок, думал Винни, как тебе там у меня, удобно? Но Пятачок не отвечал. Возможно потому, что у него теперь не было ушей. Но может быть, думал медведь, он все слышит, но не может ответить. Поэтому, на всякий случай подбадривая Пятачка, Винни дошел до Дуба и повернул к себе.
* * *
Жизнь в Лесу стремительно менялась. Появились какие-то новые звери, а старые исчезали. На поляне у Большого дуба открылся торговый центр. На юго-западе вырос целый район небоскребов, где звери жили уже не в норах, а в новых, отремонтированных квартирах. Лес все чаще прорезали асфальтовые дороги, которые надо было переходить очень осторожно, чтобы не попасть под автоматическую телегу. В своем деревянном домике Пух чувствовал себя реликтом каких-то забытых времен.
Однажды к Пуху залетела Сова и объявила, что мед в Лесу самовольно собирать нельзя, а требуется специальное разрешение. Зато Пуху, как заслуженному ветерану, теперь полагалась пенсия, сколько-то деревянных рублей в месяц. Каждое первое число нового месяца Винни Пух приходил в контору, выстаивал очередь и получал кучу деревянных рублей. Потом он шел в супермаркет, покупал мед и что-нибудь еще, и в одиночку напивался в своем домике.
Так проходили годы. Однажды, шатаясь по Лесу, Пух вышел на знакомую полянку, где давно не бывал. Да ведь это домик Пятачка, подумал он. Домик стоял как и раньше, окруженный штакетником, только грядка была теперь ухожена, и росла там не репа, а гладиолусы. Перед домом возвышался гранитный монумент, могучая глыба, на верху которой стоял Пятачок, совсем как живой, и видно, готовился изречь что-то важное. Он так и застыл с приоткрытым ртом, но ничего не говорил. Надпись на памятнике гласила:
Имя его всем известно,
Подвиг его бессмертен.
- Пятачок, - позвал Пух. - Эх, Пятачок... Где ты?
И вдруг услышал знакомый писк:
- Я здесь, Винни.
Голос доносился из домика.
- Пятачок! - Пух не мог поверить. - Ты вернулся?
- Да.
- Тогда выходи, свинья ты этакая!
- А какой сегодня день?