- Ну, вот что! Даю тебе срок до зимы. Выбери себе невесту.
Левон поднял голову и в глазах его вспыхнул упрямый и мрачный огонь.
- Отец, я люблю Ншан! – неожиданно для себя выпалил он. Только для себя. Потому как все давно знали его тайну.
- Сын мой, - понизив голос, мягко возразил Мигран. – Я понимаю тебя. Ншан – девушка замечательная. Ты увлечен ею с детства. Возможно потому, что она всегда была рядом, за соседским забором. Но ведь теперь она слепая. Посуди сам, вместо помощницы ты привел бы в дом обузу.
- Она не хуже других справляется с домашней работой.
- Ну а когда она станет матерью. Как она будет ухаживать за детьми? На ощупь?
- Замолчи... Замолчи!!! – Левон вскочил, отшвырнув стул, и бросился вон из дому.
Его сердце переполняло отчаяние. Отец задел самое уязвимое место: мать, не видящая своих детей. Что может быть ужаснее! Он – другое дело. Она видела его прежде чем ослепла. Она помнит. Но дети! Никогда-никогда не узнать, как выглядят твои собственные дети? И как они, их будущие дети, станут относиться к нему, своему отцу? Не обвинят ли они его в том, что это он выбрал для них слепую мать?
Левон вернулся домой глубокой ночью. Вошел крадучесь, чтобы не разбудить родителей. Напрасно старался – отец с матерью сидели за пустым столом, накрытым крахмальной белой скатертью и терпеливо его ждали. Их неестественно торжествен-ный вид удивил и напугал Левона. Он остановился посреди комнаты, вопросительно глядя на родителей.
Ни в чем не упрекнув его, отец тихо сказал:
- Присядь к столу, сынок.
Левон послушался. Сложив, как в детстве, руки на коленях, он молча ждал.
- Мы с матерью все обсудили. – Теперь голос Миграна зазвучал торжественно. – И вот наше решение: Мы не хотим, не имеем права ломать твою жизнь... не те теперь времена. У каждого своя судьба, свой крест... – Он умол и посмотрел на жену, давая ей слово.
- Ншан так Ншан, - проговорила Анаид, глядя не на сына, а куда-то в сторону, будто боялась встретиться с ним взглядом. – Будь по-твоему, Левушка. Мы знаем ее с детства. Она хорошая девочка. К счастью, мы еще не стары. Поможем.
Левон смотрел на родителей полными слез глазами и сердце его радостно коло-тилось. Он всегда знал, что его отец и мать – лучшие родители в мире... Конечно же он не заснул до самого утра. Ему не терпелось побежать к Ншан и рассказать ей обо всем.
Медленно, ох, как медленно переползало Солнце через вершину горы, заслоняв-шей горизонт. Впрочем, никто никогда не видел в здешних краях горизонта – лишь убегающие вдаль вереницы горных хребтов, каждая следующая голубее, воздушнее, прозрачнее. Горы здесь, наверное, единственное, в чем не было недостатка. Да не просто горы – скалы! А если земля, так непременно усеянная валунами, некогда исторгнутыми огнедышащими жерлами вулканов, ныне до поры до времени безмятежно спящих.
Воду поднимают в село по трубам со дна ущелья. Зимой ручей иногда промерзает, а летом в любой момент грозит пересохнуть. Ровная площадка, которую можно засадить или засеять, тоже редкость. Новый дом поставить и то негде. Так и живут, в вечной борьбе с природой, в вечной от нее зависимости. Вот и бежит молодежь в город. И он бы давно ушел... если б не Ншан. Словно приворожила она его. Незрячая, а держит сильнее прежнего. Он и жизни-то себе не мыслит без нее. Даже глядеть, как ловко она чистит картошку, и то удовольствие.
Солнце отделилось, наконец, от горы и свободно воспарило в туманном, сонном небе – значит, тетушке Сильвии пора идти на работу, а Ншан уже встала.
Левон вскочил. Умылся, выбрил лицо, тщательнее обычного... как будто она могла это заметить. Наскоро проглотил приготовленный матерью завтрак, даже не поняв, что ел, и выбежал из дома, словно боялся опоздать, словно все решали минуты. Мать задумчиво смотрела сыну вслед.
* * *
Ншан видела во сне себя купающейся в студеном ручье. Плакучая ива полоскала рядом с ней свои длинные зеленые косы. Ншан любовалась ими – они были нежные, тонкие, гибкие. Солнце игриво искрилось сквозь листву, смеялось бликами в беспокойной воде. «Какой хороший сон!.. Какой хороший сон», - как молитву, повторяла во сне девушка и во сне же боялась, что он вот-вот кончится.
Страхи ее не были напрасными. Солнце вдруг исчезло, а вместе с ним – веселое журчание ручья. Воды его почернели, опали, застыли, будто внезапно скованные черным льдом. Ншан ощутила себя вмурованной в этот холодный твердый лед, в черноту. Ей стало безумно страшно... Она проснулась от собственного крика.
«Что бы это могло значить?», - подумалось Ншан на грани бодрствования и сна. И на той же грани пришел ответ: «Удел твой – одиночество». В следующий миг она забылась глубоким утренним сном.
По приятному теплу, коснувшемуся кожи, Ншан поняла – в комнату проникло солнце. Щебетание птиц из сада подсказало ей, что день будет ясным и теплым. В теле бездумным восторгом молодости играла бодрость. Увы, далеко не всегда ее посещал по утрам такой прилив энергии. Значит, природа ничем не угнетена и воздушные потоки свободно плавают на положенных им высотах, а земля пока не очень в обиде на небо за отсутствие влаги.
Впервые за все эти годы Ншан начала осторожно кружиться по комнате, напевая ту саму мелодию, под которую танцевала в день своего тринадцатилетия. Эту мелодию, как одну из самых веселых, Мигран с сыном играли обычно на свадьбах...
Онемев от восхищения и неожиданности, Левон приник лицом к подоконнику открытого настежь окна. Босая, в длинной ночной рубашке, с обнаженной шеей и руками, с ниспадающими ниже пояса каштановыми волосами, с блуждающей улыбкой на безмятежном лице, она показалась ему нереальной, сотканной из лунно-солнечного света.
- Ншан, - тихонько, чтобы не напугать, окликнул ее Левон.
Она слабо вскрикнула и замерла с прижатыми к груди руками, с по-детски полуоткрытым ртом.
- Зачем ты подглядываешь за мной!?.
- Прости, Ншан. Я пришел сказать тебе что-то очень важное. Я сгораю от нетерпения и не могу ждать, пока ты сама выйдешь в сад.
- Ладно, заходи.
Не дожидаясь второго приглашения, он тут же запрыгнул в комнату через окно. Теперь она неподвижно стояла совсем близко от него, босая, простоволосая, неодетая. Ведь для нее Левон оставался все тем же соседским мальчиком, с которым ее глаза попрощались семь лет назад. Не могла она видеть и себя.
- Говори же! Я слушаю.
Он приблизился, нерешительно и робко, взял ее за руки. Она казалась сейчас такой доверчивой, беззащитной. И такой нестерпимо близкой.
- Ншан, - прошептал он еле слышно. – Ты ведь знаешь, что я люблю тебя. Давно. С самого детства.
- Знаю. – Так же тихо отозвалась она, и ее дыхание, легкое, чистое, коснулось его губ. Ее пальцы хрустнули в его ладонях.
- А ты? Ты любишь меня?
- Я не имею права любить.
- Разве любовь нуждается в правах?
Он понял ее так, как понял бы любой на его месте: слепая девушка не смеет рассчитывать на разделенную любовь. Но Ншан вкладывала в свои слова совсем иной смысл.
Левон, не знавший ни одной девушки, многие годы изнывавший от невысказан-ных чувств, оказавшись впервые так близко к Ншан, потерял контроль над собой. Он сжал ее в своих объятиях.
Она не сопротивлялась, но и не отвечала на его ласки. Он наступал, она пятилась, пока не наткнулась на свою незастеленную постель.
Левон не рассуждал. Ему казалось, согласие родителей безраздельно отдало ему Ншан. Сегодня он пришел к ней не как друг, не как возлюбленный, а как ее будущий муж. Отныне и навечно они будут принадлежать друг другу...
Ншан приняла его спокойно и безропотно, как посланника судьбы. Кому ж, как не Левону, могла она принадлежать...
Он примастился рядом с ней на ее узком девичьем ложе, покрывая легкими поцелуями ее тело, ее незрячие прекрасные глаза. Она перебирала пальцами густые, спутавшиеся волосы Левона. Пальцы скользнули ниже, на переносицу, прошлись по ресницам. Ощупали крепкую горбинку носа, гладко выбритые скуластые щеки, подбородок. Отыскали кадык и впадинку между ключицами – Ншан знакомилась со своим первым мужчиной, «осматривала» его.