— Надо отдать вам должное,— сказал он Блейну.— Вы умеете заботиться о телах клиентов. Когда я проснулся, то чувствовал лишь небольшую вялость. Но никаких признаков старения.
— Мы постоянно следим за этим,— улыбнулся Блейн,— То есть не я лично, конечно, а команда биологов. Для них физическое состояние клиента — проблема вечная. За пять веков вы наверняка сменили дюжину хранилищ, и каждый раз они усовершенствовались. Как только появлялось какое-нибудь новое изобретение, его тут же применяли и к вам.
Коллинз сообщил, что был профессором социологии и выдвинул оригинальную теорию.
— Вы извините меня, если я не буду углубляться в подробности?
— Ну разумеется.
— Они представляют интерес только для специалистов, а вы, как я понимаю, не ученый.
— Что верно, то верно.
— Моя теория касалась социального развития общества в отдаленном будущем. Я решил, что пятьсот лет — срок достаточный, чтобы стало ясно, прав я был или ошибался. Меня мучило любопытство. Согласитесь: обидно придумать теорию и отдать концы, так и не узнав, подтвердит ее жизнь или нет.
— Могу вас понять.
— Если мои слова вызывают у вас сомнения, можете справиться в Архиве.
— Я ничуть не сомневаюсь.
— Впрочем, вам к таким историям не привыкать. У вас наверняка все клиенты с заскоками.
— С заскоками?
— Ну, чокнутые. Ненормальные.
— Да, заскоками меня не удивишь,— заверил профессора Блейн.
Хотя большего заскока, чем сидеть под осенними звездами в собственном дворике, беседуя с пятисотлетним человеком, трудно себе и представить. Впрочем, работай Блейн в Адаптации, ему бы это не показалось странным. Для служащих Адаптации подобное времяпрепровождение — обычная рутина.
Но наблюдать за Коллинзом было интересно. Речь его ясно показывала, насколько изменился за пятьсот лет разговорный язык. К тому же он то и дело пользовался всякими жаргонными словечками — идиомами прошлого, которые потеряли смысл и исчезли из языка, несмотря на то что многие другие почему-то уцелели.
За ужином профессор недоверчиво тыкал вилкой в некоторые блюда, другие поглощал с явным отвращением, не решаясь, однако, их отвергнуть. Очевидно, старался по мере сил вписаться в новый для него мир.
В его манерах были какие-то нарочитость и претенциозность, лишенные всякого смысла, а в больших дозах даже и раздражающие. Задумываясь, он потирал рукой подбородок или начинал хрустеть суставами пальцев. Эта последняя привычка особенно действовала Блейну на нервы. Хотя, возможно, в прошлом не считалось неприличным во время беседы постоянно трогать себя руками. Надо будет выяснить в Архиве или спросить кого-нибудь, например ребят из Адаптации — они много чего знают.
— Если это не секрет, конечно, мне хотелось бы услышать: подтвердилась ваша теория или нет? — спросил Блейн.
— Не знаю. У меня не было возможности выяснить.
— Понимаю. Я просто подумал — может, вы спросили об этом в Адаптации?
— Я не спрашивал,— сказал Коллинз.
Они сидели в сумеречной тишине, глядя вдаль, за долину.
— Вы многого достигли за пять столетий,— проговорил наконец Коллинз,— В мое время человечество было очень озабочено проблемой межзвездных полетов. Считалось, что поскольку скорость света превзойти невозможно, то о полетах нечего и мечтать. Но теперь...
— Да, верно,— сказал Блейн,— То ли еще будет. Лет этак через пятьсот.
— Можно продолжать так до бесконечности: проспал тысячу лет, проснулся, посмотрел — и снова заснул на тысячу...
— Думаю, оно того не стоит.
— Кто бы спорил,— сказал Коллинз.
Козодой стрелой пронесся над деревьями, стремительными резкими движениями хватая зазевавшихся мошек.
— Что не меняется, так это природа,— заметил Коллинз,— Я помню козодоев...— Он помолчал немного, потом спросил: — Что вы намерены делать со мной?
— Вы мой гость.
— Пока не нагрянут копы.
— Поговорим об этом позже, сегодня вы здесь в безопасности.
— Я вижу, вам не дает покоя один вопрос. У вас просто на лице написано, как вам хочется его задать.
— Почему вы убежали?
— Вот именно,— сказал Коллинз.
— Ну и почему же?
— Я выбрал себе сновидение, соответствующее моим склонностям. Нечто вроде профессионального затворничества — такой, знаете, идеализированный монастырь, где можно было бы предаться любимым занятиям и пообщаться с родственными душами. Я хотел покоя: прогулки вдоль тихой речки, живописные закаты, простая еда, время для чтения и раздумий...
Блейн одобрительно кивнул:
— Прекрасный выбор, Коллинз. Жаль, маловато у нас таких заказов.
— Мне тоже казалось, что я сделал правильный выбор. Во всяком случае, мне хотелось чего-то в этом духе.
— Надеюсь, вам не пришлось раскаяться?
— Я не знаю.
— Не знаете?
— Я не видел этого сновидения.
— То есть как не видели?
— Я видел совсем другое.
— Какая-то накладка? Кто-то перепутал заказы?
— Ничего подобного. Никакой накладки не было, я уверен.
— Когда вы заказываете определенное сновидение...— начал Блейн, но Коллинз перебил его:
— Говорю вам, никакой ошибки не было! Сновидение подменили.
— Откуда вы знаете?
— Да оттуда, что такое сновидение не мог заказать ни один из ваших клиентов. Это исключено. Сновидение было изготовлено вполне сознательно, с какой-то целью, о которой мне остается только догадываться. Я попал в другой мир.
— На другую планету?
— Не планету. Я был на Земле, но в какой-то чужой цивилизации. И прожил в ней все пятьсот лет, каждую минуточку. Я-то считал, что сновидение будет укорочено — что тысячелетний сон сожмут до размеров нормальной человеческой жизни. Но я пробыл там все пятьсот, от звонка до звонка. И могу утверждать совершенно определенно: никто ничего не перепутал. Сновидение навязали мне сознательно и целенаправленно.
— Давайте не будем спешить с выводами,— запротестовал Блейн,— Поговорим без эмоций. В том мире была другая цивилизация?
— В том мире не существовало такого понятия, как выгода. Вообще не существовало, даже теоретически. В принципе цивилизация походила на нашу, только была лишена тех движущих сил, которые в нашем мире проистекают из понятия о выгоде. Мне, разумеется, это казалось фантастикой, но для коренных жителей — если их можно так назвать — такое положение вещей было совершенно естественным,— Коллинз наклонился к Блейну,— Думаю, вы согласитесь, что ни один человек не захотел бы жить в подобном мире. Никто не мог заказать себе это сновидение.
— Может, какой-нибудь экономист...
— Экономисты не такие идиоты. А кроме того, само развитие событий в сновидении было до жути последовательным. В него была заложена заранее продуманная схема.
— Наша машина.
— Вашей машине известно заранее не больше, чем вам. По крайней мере не больше, чем вашим лучшим экономистам. К тому же ваша машина алогична, и в этом ее прелесть. Логика ей ни к чему, логика только испортила бы сновидение. Сновидениям логика противопоказана.
— А ваше было логичным?
— И даже очень. Вы можете просчитать в уме все варианты, но все равно не в состоянии с уверенностью сказать, что произойдет в следующий момент, пока он не наступит. Вот что такое для вас логика.— Коллинз встал, прошелся по дворику и остановился прямо перед Блейном.— Поэтому я и сбежал. У вас в Сновидениях кто-то играет в грязные игры. Я не могу доверять вашей банде.
— Я об этом ничего не знаю,— сказал Блейн,— Просто не знаю.
— Могу просветить, если хотите. Впрочем, стоит ли вмешивать вас во все это? Вы приютили меня, накормили, одели, выслушали мой рассказ. Не знаю, как далеко мне удастся уйти, но...
— Нет,— сказал Блейн,— Вы останетесь здесь. Я должен узнать, в чем дело, и вы мне можете еще понадобиться. Главное — не высовывайтесь. А роботов не бойтесь, они не проболтаются. На них можно положиться.
— Если меня выследят, я постараюсь не даться им в руки в вашем доме. А если поймают, буду нем как рыба.