Дон Кихот и Санчо Панса ехали впереди; у Дон Кихота было новое копье, которое он держал в руках так, как будто собирался насадить на него Чалмерса, а Санчо был навьючен тем, что осталось от их припасов. Чалмерс и Ши держались несколько позади. Между двумя парами всадников не было никакого общения. Их путь пролегал в некотором отдалении от высоких гор; дорога то поднималась, то спускалась, петляя среди холмов, проходя вблизи ферм и деревушек.
Чалмерс пребывал в дурном расположении духа. Он так пристально и неотрывно смотрел на пятно между плечами Дон Кихота, что Ши стал удивляться тому, что броня, прикрывавшая спину рыцаря, до сих пор не размягчилась и не расплавилась.
— И за что этот старый лунатик имеет на меня зуб! — брюзжал Чалмерс. — Я же ничего против него не имею и не понимаю, почему ему так не терпится насадить меня на копье.
— Вы превратили его в немощного старика, док, — отвечал Ши. — Вы не дали ему разделаться с Маламброзо и унизили его. И, несмотря на это, Бог не освободил его от данного им обета разыскать вам вашу Флоримель. — Ши, извиваясь всем телом, который уже в раз поменял положение, пытаясь расположиться так, чтобы как можно меньше тереться о твердые выступы на спине санезнача. — И вы еще хотите, чтобы за все это он вас и любил?
Чалмерс обиженно засопел.
— Я до сих пор не убежден в том, что изменения, происходившие с Дон Кихотом, — моя работа. Мне кажется, что в пылу сражения он, возможно, внезапно вышел из галлюцинаторного состояния. Мне, однако, кажется, что он не сможет воспринять это именно так. — Чалмерс достал из мешка ломоть хлеба, оставшийся у него от утренней трапезы, и с безразличным видом начал жевать. — А с другой стороны, я должен быть очень зол на вас.
— На меня?
Чалмерс надолго приложился губами к винному бурдюку, который он предусмотрительно и заблаговременно позаимствовал у Санчо, не предложив, однако, Ши последовать своему примеру.
— Конечно, а вы и не догадываетесь почему? Дон Кихот исцелился. Если моя теория справедлива, его мир преобразился, вернувшись к своему нормальному состоянию, когда произошло это исцеление. Будь у меня достаточно времени, я наверняка составил бы действенное заклинание для того, чтобы победить Маламброзо и освободить Флоримель. По крайней мере, мы смогли бы создать силлогизмобиль, который доставил бы нас в более привычные места. А вы вернули Дон Кихота в прежнее галлюцинаторное состояние до того, как я смог установить точные правила эффективного взаимодействия магии и математики. И теперь мы снова оказались в том же самом лабиринте магических несуразностей, которыми наполнена голова этого ненормального, столь дорогого вашему сердцу.
Гарольд Ши нахмурился и помрачнел.
— Все это было бы так, будь ваша теория верной, в чем я, Рид, откровенно говоря, не убежден. — После того как старший психолог окинул его ледяным взглядом, а потом перевел этот взгляд в пространство, Ши сглотнул слюну и продолжил: — Я думаю, мы можем поработать над тем, чтобы полностью отделить мир Дон Кихота от мира, изображенного Сервантесом. А мы, очевидно, пребываем в том мире, к которому сумел приспособиться Дон Кихот Сервантеса, то есть безумец Кихана.
В сопении Чалмерса зазвучали саркастические нотки.
— Мир, Гарольд, — это не китайская головоломка с коробочками. Миры фантазий внутри фантазий могут быть прямо-таки смехотворными и…
— Чудовищные исчадия ада! — вдруг возопил Дон Кихот. — Освободите немедленно благородную принцессу, которую вы насильно удерживаете в этой карете, либо приготовьтесь принять мгновенную смерть в отместку за ваши гнусные деяния.
Чалмерс прервал свою лекцию, а Ши посмотрел вниз на дорогу, ища взглядом причину столь бурного возмущения Дон Кихота. Двое мужчин в черных одеждах, широкополых шляпах и с масками на лицах ехали верхом впереди черного экипажа несуразного вида и огромных размеров.
— Я помню этот случай, — зашептал Чалмерс. — Они бенедиктинцы, мирные монахи. В романе сказано, что они всего лишь ехали верхом впереди экипажа и ничего общего не имели…
Один из мужчин, лицо которого по-прежнему было скрыто под маской, сказал:
— Господин рыцарь, мы, бедные мирные монахи ордена святого Бенедикта, едем по своим делам. Мы ничего не знаем ни о каких принцессах.
— Видите? Он готовится к нападению, а они готовятся к бегству, — предсказывал Чалмерс дальнейшее развитие событий.
Как и следовало ожидать, Дон Кихот закричал:
— Не морочьте мне голову, я же знаю вас, гнусные мерзавцы! — После этого он взял копье наперевес и приготовился к бою.
Однако монахи-бенедиктинцы не бросились наутек, как предсказывал Чалмерс. Вместо этого один из них стал делать руками в воздухе какие-то пассы, а второй запел что-то и метнул пригоршню порошка в принявшего боевую позу рыцаря. Внезапно густые заросли высокого кустарника с ветвями, усыпанными острыми, поблескивавшими на солнце шипами, выросли поперек дороги. Дон Кихот взмахнул копьем и гулким воинственным голосом воззвал к своей даме Дульсинее, после чего кустарник задымился, затем вспыхнул ярким пламенем и пропал с дороги, как будто его там никогда и не было.
За кустарником открылось море. Переодетые волшебники и громадный экипаж исчезли.
— Ага! — проревел Дон Кихот и коснулся копьем воды. Вода, зашипев, расступилась, и Росинант поскакал легким галопом между двумя возвышавшимися стенами воды. По мере продвижения рыцаря по этому водяному коридору море постепенно уменьшалось, а когда рыцарь и его конь достигли противоположного берега, от водной глади осталась лишь небольшая лужа, которая быстро испарилась под горячим полуденным солнцем.
Волшебники были погружены в работу, готовя очередное заклинание. Дон Кихот, пустив коня галопом, подъехал к ним.
— Фрестон, мерзкая падаль, я знаю, это твоих рук дело! Я сниму с тебя голову во имя Господа и всего святого! — Рыцарь погрозил копьем.
Санчо Панса держался позади, не переходя за черту, где прежде волшебный кустарник перегораживал дорогу; при этом он размашисто и истово крестился и громко молился за избавление от злых волшебников.
Ши соскочил со своего санезнача, благодаря судьбу за передышку от сидения на чрезвычайно неудобной спине животного. Он видел магические атаки и манипуляции, которые предпринимали рыцарь и двое волшебников, и, как всегда в таких случаях, его начала преследовать раздражавшая и не дававшая покоя мысль о том, что он пропустил нечто очень важное.
— Послушайте, док, — сказал он, — а ведь Дон Кихоту в его соглашении с Богом было поставлено условие не участвовать ни в каких сражениях, причиной которых не является освобождение Флоримель?
Чалмерс, не сводя глаз с Дон Кихота, ответил:
— Хммм… похоже, что так.
Ши, сделав над собой усилие, снова вскочил на санезнача.
— Значит, если сражение не ради Флоримель, ему не выйти из него победителем.
— Он сражается с Фрестоном, одним из персонажей его галлюцинаций, — сказал Чалмерс. Выражение зависти промелькнуло на его лице, когда Дон Кихот превратил одного из волшебников в маленькую зеленую птичку. — Почему же я не могу сделать этого? — пробормотал Чалмерс.
Преображенный чародей вновь превратил себя в человека и вытянул руки с растопыренными когтистыми пальцами в сторону Дон Кихота. Что-то, даже на взгляд — отвратительно скользкое и липкое, брызнуло с концов его пальцев и облепило Дон Кихота.
— Здесь ведь два чародея, док. Что, если Фрестон и Маламброзо объединили усилия? И не могла ли Флоримель находиться в том экипаже?
Санчо прервал на мгновение свое молебствие и посмотрел на обоих психологов негодующим взглядом.
— Конечно, госпожа Флоримель в этом экипаже. А для чего же еще мы пошли по этой дороге? А для того, чтобы повстречать здесь этих волшебников. И ради чего великий рыцарь Дон Кихот вступил с ними в бой?
Ши с Чалмерсом переглянулись. Лицо Чалмерса исказилось в гримасе.
— Гарольд, я должен заявить свой протест против вашего участия в этом бою. Если бы вы не вернули Дон Кихота в галлюцинаторное состояние, в котором он пребывал прежде, Флоримель была бы с нами и мы все уже были бы дома. — Психолог теребил поводья своего санезнача. — Если вы не будете вмешиваться, к Дон Кихоту снова сможет вернуться здравый рассудок. Однако, если вы будете стимулировать его галлюцинации своим участием в них, мы наверняка потеряем все шансы повлиять на происходящее, а я могу навсегда лишиться Флоримель.