За все время я не увидел ни одного живого человека. Несколько трупов и Девятка не в счет. Тихо как в могиле. Может Дама ошиблась… как тогда с шахтерами?
Интересно, каким образом Хозяева получают сведения о местонахождении целей? Свое разведуправление? И вообще, зачем нужна ликвидация, спасение, похищение этих целей, поднятие или подавление восстаний? В чем смысл нашей работы? Как всегда некстати завертелся привычный круг вопросов не имеющих ответов.
Непохоже, чтобы в этом продуваемом всеми ветрами доме кто-то жил кроме сквозняков. Идеальное место насморк заработать.
Как бы в подтверждение в носу закрутило, и я не сдержавшись, оглушительно чихнул. От души. Звук отразился от голых стен и гулким эхом покатился по лестнице.
– Сдурел? – перепугано дернулся Девятка.
–
Извини, случайно вышло.
Зажимаю рукой нос, чтобы удержать рвущийся на свободу очередной чих.
– Что у вас там за шум? – недовольно любопытствует Дама по рации. Она с Восьмеркой движется вслед за нами со значительным отрывом. Сейчас они должны находиться где-то этаже на третьем.
– У Шестеры насморк, – радостно докладывает Девятка и тут же прикрывает рукой
рот, виновато взглянув на меня.
– Стукач, – недовольно констатирую под тихое хихиканье в наушниках. – Дятел
телеграфный.
Для колоды нашелся повод поскалить зубы.
– Шестера, ты зря козюльки то не трать, – очень серьезно советует Десятка. – В случае если патроны закончатся, засморкаешь врага до смерти своими токсичными отходами.
Не в силах больше держаться он заржал чуть ли не в полный голос.
– Специально для тебя приберегу, – сердито огрызаюсь.
Вот так всегда. Из-за какого-то жалкого, совсем даже никчемного чиха, на который в обычных условиях никто бы даже внимания не обратил, превратился во всеобщее посмешище. И это только начало. А все из-за чрезмерно длинного языка Девятки. Трепло!
– Девятка, передай этой Шестере, что если он еще раз выпустит свои сопли на свободу, я ему сморкальники до самой жопы растяну.
– Тогда еще и уши, чтобы полноценный слон получился, – прыскает Десятка. – Слыш, Дама?
– Всем заткнуться! – пресекает Дама веселье.
– Я нечаянно, – шепчет Девятка, с видом побитой собаки прикрыв рукой микрофон. – Вырвалось… Шестера ну чего ты обижаешься?
– Да пошел ты… – презрительно бросаю в ответ и продолжаю подъем по лестнице.– Мегафон ходячий
Восьмой этаж.
Откуда-то из глубин коридора идет запах приготавливаемой пищи. Где пища там и люди. Нам сюда.
Беззвучно, как два призрака перетекаем из комнаты в комнату. Работаем по отлаженной схеме – напарник держит под прицелом дверь, я, пригнувшись, проскальзываю в комнату с резким уходом влево, он спустя секунду появляется вслед за мной, но уже с уходом вправо. Схема простая как двери, но надежная и проверенная временем.
Под ногами осколки посуды и оконных стекол, книги, какое-то тряпье. Стены изобилуют нецензурными надписями и довольно откровенными иллюстрациями к ним. Энциклопедия русского мата в картинках.
В одной из комнат натыкаюсь на ворох детских рисунков разбросанных по полу. Осматриваю помещение – обычная детская. Деревянная двухъярусная кровать с лесенкой на второй этаж, стеллаж, забитый игрушками, на столе в окружении засохших цветов в глиняных горшках игрушечная лейка с остатками воды на дне. Похоже, что маленькие хозяева собирались заняться поливкой, но что-то им помешало. Глаза бегают по комнате, ощупывая предмет за предметом, пытаясь понять, что здесь произошло… стараясь заглянуть в прошлое. Поднимаю с пола альбомный лист. На нем неумелой детской рукой нарисована семья: два одинаковых мальчика держаться за руки, за их спинами стоят мужчина и женщина с длинными желтыми волосами, а у ног лежит непропорционально большой кот, густо покрытый почему-то зелеными полосами. Акварель местами расплылась и вообще рисунок довольно схематический. Наверняка понимая отдаленное сходство с оригиналами, маленький автор добавил кривыми буквами пояснение: «МАМА ПАПА Я С БРАТОМ И КЭШ». Где же они все? Неужели город мертв? Банды не в счет…
В двери появляется Девятка. Бросив взгляд через мое плечо на рисунок, он непонимающе пожимает плечами. Я ничуть не удивляюсь его реакции. Даже ему, самому человечному из Пик, не понять моих чувств. Он единственный, кто проявляет интерес к окружающей нас реальности, но это не более чем любопытство. Для остальных есть миссия – задача, которую необходимо выполнить. Все окружающее лишь сцена, на которой идет наше представление. Они хорошие ребята, но никто, голову даю на отсечение, никто из них даже на мгновение не задержался бы в этой комнате, не говоря уже о том, чтобы рассматривать какие-то нелепые детские рисунки или размышлять о судьбе их автора. Есть лишь миссия и ничего более.
Бережно ложу рисунок на стол и вслед за Девяткой покидаю комнату.
И снова бесконечные коридоры и комнаты, скромные офисы и хорошо обставленные квартиры, маленькие бассейны и кафе. Не дом, а коктейль. В одном стакане смешаны обычно не совместимые ингредиенты.
Молодой парень, в кожаной куртке сшитой из неровных кусков неожиданно появился из двери слева и неторопливо прошествовал на балкон. Я вжался в стену и затаил дыхание. Вжикнула расстегиваемая молния на кожаных утыканных множеством заклепок штанах и парень начал мочиться вниз одновременно мурлыкая какой-то попсовый мотивчик.
Медленно, стараясь не выдать своего присутствия, передвигаю автомат на спину и вытаскиваю нож. Условный знак – сжатый кулак, поднятый над головой, заставляет идущего позади Девятку остановиться.
Меня и потенциальную жертву разделяет всего несколько метров. Главное, чтобы парень не успел крикнуть. Очень уж хочется подобраться к главарю банды поближе прежде, чем начнется стрельба.
Парень протяжно зевнул и сплюнул, пытаясь попасть в струю.
Пользуясь его занятостью чрезвычайно важным делом, делаю шаг вперед и заношу нож для удара под сердце.
– Су-у-ука! – раздается откуда-то снизу утробный рев Семерки и передо мной вспухает огненное облако, в мгновение превращающее парня в кожанке, а заодно и балкон в кашу из окровавленного бетона и летящих во все стороны обрывков арматуры. Взрыв бросает меня как щепку на стену, обломок бетонной плиты молотом бьет в грудь так, что темнеет в глазах, а на губах появляется кровь. Волна пыли и мелких каменных осколков напрочь лишает зрения. Кровь лупит в виски так, что кажется еще удар, и она вырвется на свободу. Наваливается тошнота, и я со стоном падаю на пол.
– Не стой под струей, – звучит в наушниках насмешливый голос Десятки. – Шампунь дать?
– Шестерка! Шестерка, что там у тебя? Отвечай! – орет Дама. – Девятка, что с Шестеркой?
– Су-у-ка! Волчара позорный! – повторный рев Семерки, слышимый безо всякого передатчика. – Убью-ю-ю шавку!
– Оживленное движение в окнах десятого этажа, – извещает Десятка. – Шестера, Девятка готовьтесь, Волки двигнулись вниз. Вероятно вы у них на пути. Их много!
– Рекомендую временно укрыться и переждать ротацию сил противника. Вероятно, что вожак не будет принимать участия в бою. – Монотонным спокойствием звучит Восьмерка. – Мы оттянем силы на себя вниз. У вас будет шанс попасть на верхний этаж. Учитывая какой шорох здесь навел Семерка, – он помедлил как бы собираясь сказать что-то в его адрес но передумал, – рядом с вожаком никого кроме телохранителей быть не должно. Шестерка ты меня слышишь?
Я пытаюсь что-то ответить, но из губ вырывается лишь хрип, а вслед за ним на панцирь выплескивается фонтан крови. Ничего этого я не вижу, вполне достаточно одних ощущений.
Эфир заполняется криками и отборной руганью. Что-то невнятно орет Семерка, перекрикивая гул собственного пулемета. Шепот Восьмерки наполняет уши, создает фон для этой какофонии, а голос Десятки вслух отсчитывающего количество жертв своей снайперской винтовки выступает в нем первой скрипкой.