– Ты забыл одно дело, солдат, – напомнила Кетер. – Добей того, которого усыпил. Проснется, вспомнит тебя. Добей, они ж хуже янычаров, отреклись от своих предков, отказались от своего языка, от той великой страны, которая отвоевала, покорила и освоила эти степи.
– Нет нужды, мой облик уже известен. А то, что именно я их тут успокоил, все и так догадаются.
Он сел за руль одной из машин, «фольксвагена», и аккуратно привёл ее в кювет. Потом проехал на «хьюндае» по крыше «фольксвагена», да прямо в свекольное поле.
– Ну ты и дурак, – сказала Кетер. Сейчас она ютилась в виде всё той же манговой девочки в самом уголке поля зрения. – И этим мне нравишься.
– У тебя странные вкусы.
– Я не знаю, где у тебя следующая точка эвакуации. Однако спрашивать не буду. Также как и то, как тебя зовут.
– Ладно, мы не на бале-маскараде. Сева зовут, Всеволод. А фамилия тебе действительно ни к чему; много будешь знать, морщины появятся. Что было в термосе?
– Тебе действительно нужен ответ?
– Лишнего не спрошу. Я же вот не интересуюсь, откуда ты взялась в моем поле зрения – неудобно заставлять людей врать.
Кетер оказалась неожиданно словоохотлива.
– В этом, как ты выражаешься, термосе – особо патогенный штамм плесневого грибка из рода Фузариум, паразитирует на людях, животных, растениях, некоторых стройматериалах. Герметичность сосуда могла быть нарушена, еще когда тебя захватили люди атамана Пестуна. Извини, но ты возможно заражен.
– Пока что не страшно, лишай у меня уже был – Заблик наградил, вечно шляется чёрт знает где… Для чего турки доставили зловредный штамм в эту и без того изрядно запаршивевшую область?
– Они не доставили, они вывозили из. С одного секретного объекта, который был создан еще в 1943.
– Да ну. Немцами, что ли?
– Немецкими специалистами из фирмы «ИГ Фарбениндустри», выполнявшими заказ ведомства Гиммлера. Можно предположить, что все прошедшие годы грибок ударно мутировал, выходя на все более высокие уровни агрессивности, поскольку находился в весьма суровой почти изолированной среде. В бункере или его руинах. То есть, грибковые колонии отчаянно конкурировали друг с другом за питание и попросту жрали друг друга. Если бункер был разрушен или постепенно разрушался по естественным причинам, значит, споры грибка мало-помалу выходили в окружающую среду. Кроме того, лабораторных бункеров могло быть несколько; помимо этой области, наверняка еще в западных регионах.
– А на кой грибок туркам?
– Например, для борьбы против курдов. Если только за этими турками не стояли саудовцы, у которых планов громадье. Грибок имеет явную склонность к поражению нервных клеток человека, что сопровождается резким изменением поведения у зараженного. Тот становится склонным для обеспечения своего благополучия совершать любые…
«Любые подлости, любое предательство», – подумал Знаменский, пока Кетер неожиданно долго подбирала слова.
– Ну да, ты меня понял. У зараженного уменьшаются способности к логическому мышлению…
«Зато увеличивается зависть, жадность, беспринципность, например склонность прикрывать красивыми слова, типа «борюсь за свободу», самые гадкие делишки. Короче, этот ваш человек, поймав грибок, сам становится чем-то вроде грибка.»
– И опять, Сева, ты мыслишь в правильном направлении, но слишком категорично.
– А какова вероятность, что этот фузарий сейчас вышел прогуляться на свежий воздух?
– Больше восьмидесяти процентов. И более пятидесяти процентов, что он уже на протяжении многих лет выходил из бункеров, возможно, в менее агрессивных формах.
«Менее агрессивных, но достаточных для дегенерации носителя. Отсюда и действенность галичанской пропаганды, и свидомая р-р-революция. Завистливые жадные люди с убитой логикой, которые хотят прикончить всех не таких, как они…»
– Сева, остановись, я ж не боец из твоего подразделения.
– А нечего читать мои мысли, я ж не виноват, что проговариваю их внутри себя… Хорошо, последний вопрос. Отчего делишься информацией? Твоя организация…
– Моя организация тут не причём, – несколько торопливо отозвалась Кетер. – Делюсь из личных соображений. Э, ты куда разворачиваешься?
– Еду в город.
– Ты вроде не туда собирался. А что собираешься там делать?
– Пока не знаю. Но то, что не понравится грибку.
10.
На прежнем месте поста не было, хотя уже темнело. Знаменский все же снизил скорость. И не зря. Неожиданно перед машиной появился человек, словно упал с придорожного дерева – пришлось резко тормозить, визжа шинами. Машина остановилась в полуметре от пешехода, но тот, навалившись на капот, стал колотить кулаками по металлу, из его нечленораздельных воплей можно было вычленить «москалі, монголи, ненавиджу, усіх би їх повбивав» .
– Что за чудак? – Знаменский надавил на клаксон. – Будто совсем мозги выпали.
Бесноватый опустил лицо, словно захотел ухватиться зубами за бампер и попал в свет фар. Физиономия его была покрыта белесой бугристой плесенью, с которой котрастировал почерневший словно волосатый язык, на глазах лежали бельма. Он вообще не должен был видеть.
Изо рта бесноватого вместе с пеной вылетело:
– Я відчуваю тебе, москаль. Зараз я покажу тобі, що таке козацька воля.
– Да, показывай, сколько хочешь, пациент… Похоже, мозги у тебя не выпали, их просто никогда и не было.
Знаменский дал задний ход. И, почувствовав толчок сзади, спешно нажал на тормоз.
Бесноватого впереди уже не было, теперь он очутился сзади. Получается, что его, как куклу на нитках, перебросило через машину. Сейчас придурок поднимался с дорожного покрытия, на которое его, видимо, уложил движущийся попятно автомобиль.
И также неожиданно, как он исчез спереди, бесноватый «испарился» сзади.
Знаменский почувствовал, что тот наверху, на крыше, еще прежде, чем этот придурок начал молотить по ней кулаками, и немедленно рванул с места. Через несколько секунд затормозил, повиснув до боли на ремнях.
Бесноватого сбросило на дорогу метрах в пяти от переднего бампера. Но он сразу же стал подниматься.
– Да надоел ты мне, неугомонный, твою бы энергию да в мирных целях, столбы например чинить, – Знаменский надавил на педаль газа и, прежде чем совладал с собой, двинул помеху бампером. Тело отлетело на этот раз на десять метров и уже не встало.
– Что это со мной, Кетер, почему я не могу себя контролировать. Я, что, действительно заражен?
На этот раз она не откликнулась. Знаменский вышел из машины и подошел к лежащему телу.
Чертовы выбоины на всех этих дорогах. Ополоумевший мужик попал башкой ровно в выбоину. Череп был проломлен. Сквозь пролом тянулась на дорогу кровавая каша – вперемешку с чем-то зеленоватым. Это что – плесень?
Знаменского хватило на десять секунд лицезрения. Он, спешно вернувшись к машине, плюхнулся на сидение; захлопнув с силой дверь, замер.
– Кетер, ты же всё видишь моими глазами. Что с ним?
–Грибковая инфекция в клинически выраженной фазе, глубокое поражение центральной нервной системы, мукороз и так далее. Хоть в учебник. Но думаю, у большинства инфицированных эта зараза либо в латентной форме, либо в продромальном периоде…
– Погоди ты с продромальным. Значит и я тоже? Я ведь неожиданно перестал контролировать свои эмоции…
– О, мой герой наконец испугался. «Не страшно, лишай у меня уже был – Заблик наградил» – твои слова. Нет, таким бы тебя Зяблик не наградил… Полагаю, что ты заражен. Но это не означает немедленной угрозы твоей жизни.
– Успокоила… Да мне легче умереть, на это я натренирован, чем превратится в дебила с зеленой пакостью в башке.
Сейчас, впервые в жизни Знаменского, страх глубоко копался у него в солнечном сплетении, пытался сдавить его дыхание.
– Вообще-то пакость не только в голове у этого типа была, он как будто весь на паутинках висел. Похожих на разросшие грибные гифы.