– Послушай, – сказал Гиппоник, – мое ремесло требует умения разбираться в людях. Скитаясь по миру, тебе тоже поневоле пришлось много повидать. Больше, чем ты показываешь. Я полагаю, ты заинтересуешь и моих компаньонов. И честно говоря, мне это совсем не повредит, когда дойдет до заключения сделок, что я задумал.
Эверард усмехнулся, и черты его сурового лица сразу смягчились. У него были светло-голубые глаза, каштановые волосы, перебитый в каком-то давнем сражении нос – о сражениях Меандр вспоминал скупо, как, впрочем, и обо всем остальном.
– Что ж, я могу славно развлечь твоих дружков, – процедил он.
Гиппоник посерьезнел.
– Я не собираюсь делать из тебя балаганное чудо, Меандр. Пожалуйста, не сомневайся в этом. Мы ведь друзья. Нам ведь столько довелось вместе пережить. Настоящий мужчина всегда распахивает двери дома для своих друзей.
– Хорошо. Спасибо, – после некоторой паузы отозвался Эверард.
«Я тоже привязался к тебе, Гиппоник, – подумал он. – И не потому, что мы прошли через отчаянные испытания. Та жаркая схватка, затем бурный поток, из которого мы чудом спасли трех мулов… да и другие приключения. Но именно в таких путешествиях и познаешь, кто твои попутчики…»
Они следовали вместе из Александрии Эсхата на реке Яксарт, последнего и самого пустынного из тех городов, которые основал и назвал в свою честь великий завоеватель, из того самого города, где Эверард нанялся на службу. Александрия находилась в пределах Бактрианского царства, но лежала на самой его окраине, и кочевники, обитавшие за рекой, повадились в том году совершать на город набеги, пользуясь отсутствием войск гарнизона: их перебросили на тревожную юго-западную границу. Гиппоник радовался, заполучив стража высшего разряда, хотя и вольнонаемного. И не напрасно: в дороге им пришлось отбиваться от разбойного нападения. Дальше путь на юг тянулся через Согдиану – пустынную, дикую и суровую местность. Лишь кое-где попадались там орошенные и возделанные земли. Сейчас караван пересек реку Оке и приближался к самой Бактрии, к дому…
«…Как и должны, по данным наблюдений. Сегодня утром в течение нескольких минут за нами следили оптические приборы с борта беспилотного космического корабля, затем орбита увлекла его прочь до новых встреч. Вот почему я оказался в Александрии, рядом с тобой, Гиппоник. Я получил информацию, что твой караван достигнет Бактрии в подходящий для моих целей день. Кроме того, ты мне понравился, плут, и я молю Бога, чтобы ты пережил все, уготованное твоему народу».
– Прекрасно, – сказал купец. – Ты ведь не жаждешь потратить свой заработок на блошиную подстилку на постоялом дворе? Отдохнешь, насладишься жизнью. Тебе, несомненно, подвернется работа получше этой. Поищи ее сам, без посредников. – Гиппоник вздохнул. – Как бы мне хотелось предложить тебе постоянную службу, но лишь Гермесу ведомо, когда я вновь пущусь в путь. Все эта война проклятая…
В последние дни до них доходили разные новости, путаные, но удручающие. Антиох, правитель Сирии из династии Селевкидов, начал вторжение в Бактрию. Эфидем Бактрийский с войском двинулся ему навстречу. Молва доносила вести об отступлении Эфидема.
Гиппоник отогнал грустные мысли.
– Ха! Знаю, почему ты отпираешься! – воскликнул он. – Боишься упустить случай потаскаться по злачным уголкам Бактрии, если остановишься в гостях в приличном семействе! Неужели та малышка с флейтой не ублажила тебя две ночи назад? – Гиппоник ткнул Эверарда большим пальцем под ребро. – Утром она поковыляла от тебя на полусогнутых. Постарался, ничего не скажешь!
Эверард посуровел.
– А тебе какое дело? – буркнул он. – Твоя, что ли, оказалась хуже?
– Ну ладно, не кипятись! – прищурился Гиппоник. – Похоже, ты раскаиваешься. Может, мальчика попробуешь? Хотя мне почему-то кажется, что это не в твоем вкусе.
– Да, не в моем.
Хотя подобное развлечение подошло бы авантюрной натуре человека, роль которого выбрал для себя Эверард: наполовину – варвара, наполовину – эллина из Северной Македонии.
– Я просто не привык распространяться о своих пристрастиях, только и всего.
– Да уж, это действительно так, – пробормотал Гиппоник.
Как в банальном анекдоте – ничего личного.
Эверард понимал, что ему не следовало так реагировать на шутку Гиппоника.
«Почему я разозлился? Он поддел меня без злого умысла». После долгого воздержания мы вновь оказались в обжитых краях и остановились в караван-сарае, где к услугам путников были девушки. Я отменно провел время с Атоссой. Ничего больше. Может, я совершил ошибку, расставшись с нею? Славная девчонка! Она заслуживает большего, чем дает ей жизнь. Огромные глаза, красивая грудь, узкие бедра, опытные, ласковые руки. А какая тоска прозвучала в ее голосе, когда на утренней заре Атосса спросила, вернется ли он когда-нибудь. А ведь, кроме небольшой платы и щедрых чаевых, он ничего ей не дал – разве что проявил внимание и заботу, как стараются делать большинство мужчин двадцатого века в Америке. Хотя здесь и это редкость.
Как сложится ее судьба? Атоссу могли украсть или убить бандиты, продать в рабство в чужую страну, когда армия Антиоха займет Бактрию. В лучшем случае она увянет к тридцати годам от изнурительной поденщины, к сорока изработается, потеряет зубы и умрет, не дотянув до пятидесяти. «Я никогда не узнаю, что станется с ней».
Эверард одернул себя: «Прекрати сентиментальничать». Он ведь не мягкосердечный и впечатлительный новичок. Ветеран, агент-оперативник на службе Патруля Времени, прекрасно осознающий, что история в буквальном смысле слова выстрадана людьми.