Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
С ней все в порядке. Она справится сама.
Ощущая легкое головокружение, она медленно приподнялась на локтях, вытащила из-под одеяла ноги и опустила на холодный пол. И почти сразу поняла, что делать этого не следовало, потому что ступни тут же стали посылать потоки сообщений о том, какова на ощупь каждая частичка пола, словно пол – предмет странный и подозрительный, и они ни разу в жизни с ним не встречались. Все-таки она села на край кровати и заставила ступни принять пол как нечто, с чем им придется свыкнуться.
Больница одела ее в огромную мешковатую хламиду в полосочку. Пристальнее изучив свой наряд, Кейт пришла к выводу, что он не просто мешковатый, а на самом деле и есть мешок. Хлопчатобумажный мешок в сине-белую полоску. Застежка на спине пропускала холодные ночные сквозняки. Небрежно пришитые широченные рукава свисали до локтей. Она повертела руками на свету, разглядывая кожу, потерла ее, пощипала, особенно вокруг удерживающей иглу повязки. Обычно руки были гибкими, с плотной и упругой кожей. Сейчас они напоминали куриное мясо. Кейт поочередно погладила ладонями предплечья и снова внимательно на них посмотрела.
Она потянулась к штативу и ухватилась за него. Штатив шатался чуть меньше ее самой, поэтому ей удалось потихоньку встать на ослабевшие ноги. Высокая и стройная, она попробовала справиться с дрожью и спустя несколько секунд переместила штатив вперед на расстояние согнутой руки, как пастуший посох.
До Норвегии добраться не получилось, зато она хотя бы могла самостоятельно передвигаться.
Четыре своенравных колесика вели себя как капризные дети в супермаркете, но Кейт все-таки удалось продвинуть штатив к выходу. От ходьбы головокружение усилилось, но это лишь укрепило ее решимость. Она открыла дверь и, протолкнув вперед штатив, выглянула в коридор.
Слева коридор заканчивался двустворчатой дверью с круглыми смотровыми окошками, которая, по всей видимости, вела в более просторное помещение, возможно, отделение дневного стационара. Справа, до того как коридор резко поворачивал за угол, было несколько открытых дверей размером поменьше. Возможно, одна из них вела в туалет. А другие? Что ж, она проверит это по пути.
Два первых помещения оказались стенными шкафами. Третье было слегка побольше размером и со стулом внутри. Видимо, оно считалось комнатой, потому что вряд ли кому-то понравится сидеть в шкафу. Даже санитаркам, хоть им и приходится делать много вещей, от которых воротит большинство людей. Еще там было полно пластиковых стаканчиков, кувшинчик с загустевшими сливками и древняя кофеварка – все они кучей стояли на низеньком столике, на газете «Ивнинг стандарт».
Кейт взяла сырую газету и с ее помощью попыталась реконструировать события последних дней. Однако из-за собственного неустойчивого состояния и обвислого, слипшегося состояния газеты ей удалось выяснить совсем немногое сверх того факта, что никто ничего не может с уверенностью сказать о случившемся. По всей видимости, серьезно пострадавших не было, лишь пропала без вести сотрудница одной из авиакомпаний. Происшествие уже официально отнесли к разряду стихийных явлений природы.
«Ничего себе явление», – подумала Кейт, положила остатки газеты и закрыла дверь.
За следующей дверью она обнаружила еще одну тесную палату, похожую на ее собственную. Около кровати стояла тумбочка, на ней – фруктовница с единственным бананом.
На кровати явно кто-то лежал. Кейт потянула дверь на себя, чтобы закрыть, однако недостаточно быстро, и что-то странное успело привлечь ее внимание. Впрочем, она не могла так сразу сказать, что именно. Она стояла перед приоткрытой дверью, понимая, что не следует заглядывать внутрь еще раз и что она все равно это сделает.
Она снова осторожно открыла дверь.
В палате было темно и холодно. Холод вызвал неприятные догадки относительно состояния лежащего на постели пациента. Кейт настороженно прислушалась. Вокруг зловещая тишина – вовсе не та, при которой люди спят глубоким, здоровым сном. Это была тишина небытия, лишь издалека доносился едва различимый шум уличного движения.
Кейт долго не решалась войти, стояла в дверях, приглядываясь и прислушиваясь. Ее поразили гигантские размеры лежащего. Как только ему не холодно под одним тоненьким одеялом? Рядом с кроватью стоял низкий виниловый стул с вогнутым сиденьем и трубчатыми ножками, на котором горой возлежала огромная, тяжелая шуба, и Кейт пришла в голову мысль, что шубу следовало набросить не на стул, а на мерзнущего на постели пациента.
Наконец, ступая как можно тише и осторожнее, она вошла в палату и приблизилась к кровати. Замерла на месте и посмотрела на огромного скандинава: глаза закрыты, лицо холодное, но все равно слегка нахмуренное, словно он до сих пор о чем-то порядком беспокоился. Кейт вдруг стало невыразимо грустно. В жизни мужчина выглядел так, будто ему беспрестанно приходилось преодолевать какие-то колоссальные барьеры, и было тяжело видеть, что и за пределами жизни он немедленно столкнулся с трудностями, доставляющими ему беспокойство.
Кейт поразило, что он казался совсем невредимым – ни единой царапинки. Кожа обветренная и здоровая… ну или была здоровой до недавнего времени. При более близком рассмотрении на лице обнаружилась сеточка из тонких морщин – значит, ему не тридцать пять, как она предполагала раньше. Этому здоровяку в хорошей физической форме вполне могло быть далеко за сорок.
У стены около двери обнаружилось нечто неожиданное: большой автомат для продажи кока-колы, который выглядел здесь не на своем месте – он не был подключен к сети, а на панели висело аккуратное объявление, что автомат временно не работает. Его будто кто-то случайно тут забыл и после никак не мог отыскать. Огромная блестящая красно-белая панель изумленно таращилась на палату, ничем не объясняя своего присутствия. Единственное, о чем автомат сообщал окружающему миру, так это о том, что в нем имеется прорезь, в которую положено засовывать монеты различного достоинства, а также отверстие, куда падали бы баночки различного размера, если бы автомат работал. Однако он не работал. Зато рядом с ним стояла огромная старая кувалда, что тоже было в некотором роде странно.