На противоположной стене было посвободнее. Там располагались информационно-коммуникационное оборудование и стойки с микромодулями. Если заполнить их на весь объем, эти микромодули вместили бы в себя все библиотеки Земли двадцать первого века. Остальную часть гостиной занимала маленькая мастерская. На полу стояли всевозможные станки, столь восхищавшие Дункана в детстве. С тех пор все эти механизмы невольно ассоциировались у него с бабушкой Элен.
Тут были петрологические микроскопы, приспособления для резки и полировки минералов, ультразвуковые очистители, лазерные ножи и весь остальной сверкающий арсенал инструментов, какими пользуются резчики по камню и ювелиры. Пока Дункан рос, бабушка последовательно и терпеливо рассказывала ему об их устройстве и назначении и даже позволяла попробовать собственные силы. Но способности к обработке камней у Дункана не проявились, не говоря уже о художественном чутье. В отличие от Элен, он им почти не обладал. Куда сильнее сближали Дункана и бабушку ее математические интересы. Здесь ей многие годы верой и правдой служил небольшой компьютер с голографическим дисплеем.
По современным меркам компьютер, как и кухонное оборудование, следовало давным-давно выбросить. Но устройство было полностью автономным и избавляло бабушку от необходимости обращаться к городским хранилищам информации. Память компьютера лишь незначительно превышала память человеческого мозга, но для весьма скромных запросов Элен этого вполне хватало. Увлечение минералами неизбежно привело ее к кристаллографии, а потом и к теории групп. Теория групп развила в ней еще одно вполне безобидное пристрастие, которое скрашивало одинокую жизнь Элен Макензи. Двадцать лет назад, в этой же гостиной, она заразила своим пристрастием и Дункана. «Болезнь» мальчика длилась всего несколько месяцев и ушла, сменившись другими интересами. Но Дункан знал: спорадические рецидивы этой «болезни» будут проявляться у него всю жизнь. Еще не раз его изумит, что из пяти совершенно одинаковых квадратов можно построить вселенную, исследовать которую не под силу ни человеческому мозгу, ни электронным мозгам компьютера…
В последний раз Дункан был у бабушки три недели назад и не нашел никаких перемен. Ему даже показалось, что все это время бабушка неотрывно просидела за рабочим столом, сортируя камни и кристаллы, а дисплей за ее спиной беспрерывно выдавал промежуточные решения проблем, над которыми бился компьютер. Как всегда, бабушка была одета в длинную тогу, придававшую ей некоторое сходство с римской матроной. Правда, Дункан сомневался, что матроны позволяли себе щеголять в таких растрепанных и, по правде говоря, давно не стиранных одеждах. Что ж, бабушкино заботливое и аккуратное обращение со станками и инструментами не распространялось на собственный внешний вид.
Когда Дункан вошел, бабушка не встала, а лишь слегка наклонила голову, подставляя щеку для обычного поцелуя. Выполняя этот ритуал (как всегда, искренне), он заметил кое-какие перемены во внешнем мире за окном.
О виде, открывающемся из бабушкиного венецианского окна, ходили легенды, однако лишь немногие удостаивались привилегии лицезреть это своими глазами. Дом Элен был частично врезан в уступ, глядящий на высохшее озеро Лох-Хелл-брю и окрестный каньон. Таким образом, бабушка могла наслаждаться панорамой едва ли не самого живописного уголка Титана. Когда над горами бушевали бури, сыплющиеся с неба аммиачные кристаллы на несколько часов загораживали вид. Но сегодня погода была ясная, и Дункану открывалась поверхность планеты в радиусе двадцати километров.
— Что там такое? — спросил он.
Поначалу Дункан решил, что видит извержение огненного фонтана. Такие извержения иногда происходили в нестабильных районах и представляли собой изрядную опасность. Нет, это не извержение, иначе службы оповещения Оазиса заблаговременно предупредили бы жителей. Затем он понял: столб яркого, хотя и задымленного света, сияющий над холмом в трех-четырех километрах от бабушкиного дома, — дело человеческих рук.
— Не знаю, что именно они затеяли над Гюйгенсом. Похоже на реакцию синтеза. Могу только сказать: это горит кислород.
— Тогда это один из проектов Арманда. Он тебя раздражает?
— Ни в коем случае. Мне это даже нравится. Смотри, как красиво. И потом, нам нужна вода. Взгляни на дождевые облака. Это же… это настоящий дождь. Я думаю, там появляются зачатки растительности. После того как появилось пламя, цвет окрестных скал начал меняться.
— Вполне возможно. Биоинженеры давно мечтают об этом. Сама не заметишь, как вместо голых скал у тебя за окнами появится лес.
Дункан шутил, и Элен это знала. Растительность на поверхности Титана существовала лишь в нескольких, очень ограниченных местах. Но эксперименты, подобные этому, были лишь началом, и кто знает…
Там, в горах, работал завод. Люди плавили кору Титана, добывая элементы, необходимые для промышленности их маленькой планеты. Кора наполовину состояла из кислорода, а поскольку хозяйство городов строилось на замкнутом цикле, кислород попросту сжигали.
— А знаешь, как точно это пламя символизирует различие между Титаном и Землей? — вдруг спросила бабушка.
— По-моему, жителям Земли не требуется плавить скалы, чтобы добыть нужные им элементы.
— Я имею в виду нечто куда более фундаментальное. Если терранцу нужен огонь, он поджигает поток углеводородов, и те горят в кислороде. Мы делаем прямо противоположное: поджигаем поток кислорода, сжигая его в здешней водородно-метановой атмосфере.
Эта экологическая азбучная истина была настолько банальна, что разочаровала Дункана. Он рассчитывал услышать настоящее откровение. Должно быть, разочарование отразилось и на его лице, но прежде чем он успел раскрыть рот, бабушка заговорила снова.
— Я не собираюсь повторять тебе известные вещи. Я совсем о другом. Возможно, тебе будет не так легко приспособиться к земной жизни, как кажется. Ты знаешь… или думаешь, что знаешь о Земле и ее условиях. Но твои знания не основаны на опыте. В неожиданной ситуации они тебе не помогут. Твои инстинкты сформированы жизнью на Титане и на Земле могут сослужить тебе плохую службу. Так что не торопись и всегда хорошенько обдумывай каждый свой шаг.
— Вряд ли я сумею не торопиться. Мои титанские мышцы не позволят.
— Сколько времени ты намереваешься там провести?
— Около года. Официально меня приглашают на два месяца, но, поскольку мне оплачивают перелет в оба конца, мне хватит средств на более длительное пребывание. Жаль упустить единственную возможность.
Дункан старался, чтобы его голос звучал бодро и оптимистично, однако он прекрасно знал, какие мысли наполняют сейчас голову Элен. Оба сознавали, что, возможно, видятся в последний раз. Сто четырнадцать лет не считалось для женщины преклонным возрастом, но чем бабушке жить дальше? Надеждам^ увидеть его, когда он вернется с Земли? Дункану хотелось бы так думать…
Была еще одна тема, которой они не касались, но которая служила фоном их мыслям. Бабушка прекрасна знала, какова главная цель полета Дункана на Землю. Знала давно, и даже сейчас, через много лет, это знание, как кинжал, ранило ее сердце. Элен так и не простила Малькольму клонирования и не приняла Колина. Сохранит ли она прежнее отношение к Дункану, когда он вернется с маленьким Малькольмом?
Бабушка открыла один из ящиков стола и принялась там рыться. Дункана поразила неуклюжесть ее движений, обычно таких точных и грациозных.
— Вот тебе на память. Возьмешь с собой.
— Ой, какая красота!
Восклицание не было проявлением вежливости или лести. Подарок Элен действительно удивил Дункана. Плоская коробочка с хрустальной крышкой была высшим образцом геометрического искусства. Вряд ли бабушка могла подобрать более красноречивое напоминание о его детстве и мире, в кагором он вырос. И пусть Дункан собирался на время покинуть этот мир, Титан все равно навсегда останется его родным домом.
Он смотрел на мозаику разноцветных камней, заполнивших пространство коробочки. Он приветствовал каждую знакомую фигуру как давнего друга. Глаза Дункана подернулись дымкой, и время покатилось назад. Бабушка ничуть не изменилась, а вот ему тогда было всего десять…