И вот теперь жизнь столкнула меня вновь с этим человеком - на сей раз более чем плотно. Так что же, матч-реванш? Я крепко задумался над подобной мыслью, пока мы ехали с генералом Кулаковым до Владимира, и потом, пока летели до Москвы, - тоже думал. И решил, что мы, конечно, подождем самого шустрого заказчика - раз уж так велено. Все три персонажа незавершенного батального действа в Вязниковском уезде, заслуживали серьезного внимания, но если первым на нас выйдет Павленко или Мышкин, Эльфа я стану разыскивать сам. Потому что Эльф интереснее всех, и, не поняв его целей, мы ничего из этой ситуации не выкрутим - ни для себя, ни для России. Точно, не выкрутим.
ЭПИЛОГ
Дождик зарядил не на шутку. Я с грустью посмотрел в окно и заказал еще чашку кофе. Хотя все серьезные разговоры давно исчерпали себя. Всезнайка Хоффман уже поведал мне главное: в последнее время ситуация на книжном рынке сделалась более благоприятной для иностранцев, мало того, у германского читателя проснулся неожиданный интерес к русской прозе, так что издание моих рассказов, еще год назад на всякий случай переведенных на немецкий, представлялось теперь вполне реальным. Тиражом тысяч пять, а то и больше, уверял Хоффман, и я был склонен верить ему. А там, лиха беда начало, и романы начнем переводить. Он дал мне телефон хорошего литагента, которому звонить следовало завтра, так что на сегодня тему закрыли. Пора уже было двигать из "Винтергартена", но я оставил машину в добром квартале от Дома Литературы, мокнуть зря не хотелось, вот и заказал еще чашечку. Хоффман ушел за пивом и не вернулся, прилипнув к другой компании, где, как обычно, хихикала Паулина, строя глазки, облизывая губки и заводя всех без разбору. Но я был не склонен сегодня клеиться к ней. Напало вдруг какое-то философическое умиротворение, душу грели навеянные серьезными разговорами мысли о доме, причем не только берлинском... Ко мне, не слишком спрашивая разрешения, подсел Фрицик по кличке Энгельс с рюмочкой бренди и тут же, без объявления войны, принялся читать свои новые стихи. Чуял, мерзавец, мое благостное настроение. Принесли кофе. Я закурил и стал слушать его ритмичный вой, переходящий в утробное ворчание. Мерзкие, натуралистичные образы наползали один на другой, как весенняя грязь на капот летящего по трассе автомобиля - слой за слоем... Странноватый для Германии образ, не правда ли? Дороги тут чистые круглый год, а наших российских трасс Энгельс отродясь не видел, я же вот почему-то вспомнил. Наверно, вдруг опять остро и неудержимо захотелось домой, в Москву. Кажется, это было в мае. Тополь обещал возвращение в Россию после удачной охоты на Эльфа. Но очевидно, охота опять не задалась. У этих народных умельцев из Майами и Дуранго (это ж надо было для серьезнейшего научного центра в немаленьком, скажу я вам, штате Колорадо выбрать городок с таким дивным названием!), так вот, у этих народных умельцев опять пошли накладки одна за другой, опять их "гэбуха обскакала", то есть пресловутое ЧГУ в блестящей манере провернуло спецоперацию, за которой наша хваленая служба только скромненько наблюдала со стороны. Я попробовал еще в августе робко так выяснить, не пора ли мне ехать в Москву, но ощутил в голосе Тополя растерянность и глубинное чувство вины, Вербу вообще предпочел не трогать, что уж ее бедненькую расстраивать - ну, не сложилось, так не сложилось, поживу еще годок другой в этом треклятом Берлине. В конце концов, не так уж у нас все и плохо, особенно, когда сын растет умненький, способный, спортом занимается, и жена, хоть и не слишком молодая, но любимая, хоть и не слишком нежная, но в отличной форме, тоже спортом занимается... Во, брат наговорил-то про жену! Кому наговорил? Самому себе. Что это значит? А значит это, брат, что ты о ней думаешь, много думаешь... Фрицик почувствовал, что я совсем престал его слушать, а если уж это Фрицик почувствовал, вывод один: пора уматывать хоть под дождик со снегом, хоть под тропический ливень. - Выпить хочешь какой-нибудь гадости, тошнотворно разящей спиртным? Я не сразу понял, что это он уже не стихи читает, точнее не просто стихи читает, а обращается непосредственно ко мне. Манера Фрицика изъясняться ритмической, а иногда и рифмованной прозой (последний термин - мой!) временами смешила, но чаще безумно утомляла. Однако сегодня я еще не успел устать от него всерьез. Посему улыбнулся вполне добродушно и, осознав суть вопроса, отрицательно помотал головой: - Нет, мой друг, обойдемся без шнапса, пищевод пожалеем и печень. У меня нынче планы другие. Погрузиться в пучину разврата, потных простынь и липких волос... Кажется, мне удалось вполне адекватно (в смысле ритмичности) продекламировать этот пассаж на немецком. Фрицик растерянно и как-то вяло скривился в ответ, силясь понять, пародирую я его или просто разговариваю на языке тех же образов. Потом закурил и махнул рукою: - Не хочешь - как хочешь. - Пойду я, - сообщил ему, уже вставая. Дождик на счастье поутих. Я улыбнулся этой маленькой удаче и вдруг, повинуясь внезапно возникшему тайному желанию, направился не налево, к широкой и шумной Ку'дамм, где припаркован был мой "ниссан", а в противоположную сторону, к знаменитому французскому магазину нижнего белья "Les Dessous". По дороге сочинился такой стишок (совсем не в духе Фрицика):
Подарил я леди су. - Загляни-ка в "Ле Десу". - Да у этой "Ле десы" Тыща долларов трусы! А монетку в один су, Знаешь сам, куда засунь.
Белье там действительно было дорогое, но о-о-очень шикарное. И каждый раз, бывая в этих местах с женою и покупая ей очередное колечко или сережки от "Картье", я предлагал заглянуть и в соседнюю фирму. Но Белка всегда отмахивалась. Как-то она недооценивала значение этой стороны жизни. А мне наоборот всегда мечталось увидеть любимую жену в каком-нибудь развратном бельишке с прозрачными вставками и кружавчиками. А вот возьму теперь и выберу что-нибудь сам, не спросясь и не советуясь, то есть советуясь только с продавцами! Да уж, опыт в выборе женского белья был у меня близкий к нулевому. В юности все мы любили полистать толстенные каталоги по этой теме, залетавшие к нам из-за рубежа. Практический интерес был тогда совсем другим: покупать это все не представлялось возможным, и глазки бегали от одной модели к другой в поисках наиболее открытых и прозрачных - то, что под бельем, занимало существенно сильнее. Изысканные лобковые стрижечки и разноцветные острые сосочки шикарных девушек-моделей романтично просвечивали сквозь тонкое белье и вполне заменяли нам недоступные в те годы фотографии из "Пентхауса" и "Плейбоя". Теперь глаза у меня тоже разбегались, перескакивая с игривых, разящих точно в пах фантазий модельеров на несуразно большие, валящие наповал номиналы ценников. А с них - на милую девчушку, предлагавшую покупателям все это великолепие. Она работала с другим клиентом, и я был вынужден подождать. Действительно милая шатеночка. Нет, она не похожа была на Белку, но по комплекции соответствовала ей весьма точно, и я уже начал представлять себе, как попрошу примерить выбранное белье. Девушка станет отпираться, стыдливо улыбаясь, я буду настаивать, интересуясь, сколько же стоит эта дополнительная услуга, ведь клиент всегда прав, она начнет глупо хихикать, и кончится эта история бурной страстью в одном из служебных помещений: полумрак, стоны, падающие коробки с товаром, ноги и руки, путающиеся в ленточках и тесемках... Господи! Что за бред? Это был эпизод из какого-то совсем другого фильма. Я же домой собирался, к жене... Девушка-продавщица, наконец, освободилась, но запланированному разговору состояться не довелось. -Этот мужчина со мной, - произнес знакомый голос сзади. - Покажите, пожалуйста вон тот комплект от Дебюи, да, да, темно-красный. Я обернулся. Конечно, это была Верба. Татьяна Лозова собственной персоной. Первое лицо в службе ИКС и, как минимум, второе в моей личной биографии. -Привет, - сказал я просто, как будто мы расстались вчера. - А ты действительно считаешь, что Белке подойдет темно-красный? -Белке? - искренне удивилась она. - Нет, Белке лучше белый. И это не каламбур, это правда. Мы говорили между собой по-русски, и продавщица, навострив уши, тут же проявила к нам удвоенный интерес. Это когда-то в Германии отворачивались от русских со вздохом, мол, эти нищие только поглазеть заходят. Теперь-то они хорошо знают, кто у них настоящий покупатель. И мы не собирались разочаровывать девушку. Верба взялась за дело всерьез, я не мешал ей. И мы пересмотрели и перещупали десятка два моделек. К осязательным ощущениям я отнесся с особым вниманием - кому, как ни мне придется и поглаживать и потихонечку стаскивать, и даже целовать все это хозяйство. В итоге выбрали весьма достойные образцы, я оплатил оба комплекта, нам их шикарно упаковали, Верба, привстав на цыпочки, чмокнула меня в губы, и мы вышли под дождь. - Ты давно приехала? - спросил я. В душе моей творилось черт знает что. - Сегодня. А какое это имеет значение? - Не хочу, чтобы Белка узнала. - Она и не узнает. Пошли ко мне. - Зачем? - поинтересовался я холодно и настороженно. Но и в холодности этой, и в настороженности звучала слишком явная нарочитость. - А ты предпочитаешь разговаривать на улице под дождем? Верба не отвечала прямо, не уточняла, что именно мы будем делать у нее, только ли разговаривать, все было ясно и так, она уже завела меня. Точнее, я был заведен еще до встречи с ней, а она просто мигом переключила все мои чувства на себя. Она слишком хорошо умела это. - Но я хотел поехать домой, - последняя вялая попытка сопротивления. -Ты очень точно выражаешься, писатель. Именно хотел. А теперь уже не хочешь. Пошли, здесь недалеко. - Ты остановилась в "Бристоле-Кемпинском"? - Браво! - похвалила она. -Не слишком-то и трудно было угадать. По-моему, от красивой жизни отказываются только в одном случае - если кончаются деньги. -Ошибаешься, - сказала Верба. - Жизнь намного сложнее. Даже красивая жизнь, - улыбнулась она этой забавной мысли. - Вот об этом и поговорим.