Выпрямился, вдохнул. Надел каску. Открыл затвор «ублюдка», вынул патрон из ствола, слил воду. Считай, автомат нужно чистить заново, а патроны сушить. Хорошо, калаш штука неприхотливая – стрелять и так можно. Иван на всякий случай заменил магазин. Передернул затвор и поставил автомат на предохранитель.
Эта лапша с кальмарами стоила ему карбидки. И диод вот-вот сдохнет.
Быстрее.
Иван заглянул за угол. Опаленный потолок, почерневшие мраморные плитки, выгоревший мох. Вода слегка парит. От прозрачной гниды осталось вареное обугленное месиво – еще бы, температура вспышки за тысячу градусов. Ацетиленовой горелкой металл можно резать. Иван не стал останавливаться, чтобы не терять время. Быстро прошел по краю платформы. Справа в стене – заржавевшая дверь с надписью «В2-ПIIА». Иван поднял автомат и потянул дверь на себя… Вж-ж-жиг – унылый скрип ржавого железа.
Чисто.
Иван перешагнул через порог. Раньше здесь была комната отдыха персонала станции, потом ее приспособили под комендантскую. В глубине, боком к стене, стоял перекошенный от сырости канцелярский стол с конторкой. Пачка старых журналов, покрытых плесенью. В другое время Иван рассмотрел бы их внимательнее, но времени нет. Луч фонаря двинулся дальше. На стене табличка «МЕСТО ДЛЯ КУРЕНИЯ». Дальше! Серые шкафы вдоль стены… стеллаж…
Вот он, тот ящик – металлический, скорее всего, для средств ГО. Обшарпанный зеленый металл. Иван попробовал открыть – не поддается, приржавело; прикладом сбил защелку, заглянул…
Все-таки он не ошибся.
Наконец-то. Иван опустил руку в ящик и вынул то, что там находилось. Потом долгие десять секунд смотрел на находку, забыв про догорающий диод.
Она была прекрасна.
Глава 2
Подарок
Когда до блокпоста Василеостровской осталось всего ничего, метров пятьдесят, батарейки сдохли окончательно. Перед глазами мерцали яркие пятна. Шагая в полной темноте, Иван ориентировался на желтый огонек дежурного освещения станции. Сапоги плюхали по мелкой воде, шаги отдавались эхом.
Заметили его поздно, хотя он и не скрывался. Заснули они там, что ли?
– Стой, хто идет! – и сразу врубили прожектор.
В следующее мгновение Иван пригнулся, прикрывая глаза локтем и чертыхаясь сквозь зубы. Сдурели совсем?! Раскаленный до хруста стекла, прожекторный белый луч, казалось, вскрывал тело консервным ножом.
– Свои! – крикнул Иван.
Он загривком почувствовал, как повернулся в его сторону пулемет, закрепленный на тяжелом, сваренном из труб, станке; как металлически лязгнул затвор, вставая на боевой взвод.
Луч уничтожал. Иван прикрыл глаза и повернулся к прожектору спиной, но безжалостный свет, казалось, пронизывал тело насквозь. Сквозь одежду, кожу, мышечные волокна, кровяные тельца и кости добирался до глаз. Под веками пылало и горело.
– Зараз стрельну! – крикнули от пулемета. Голос надорванный, почти на истерике. Такой «сейчас сорвусь» голос. Опять Ефиминюк дежурит, понял Иван. Блин.
– Отставить! – Иван перешел на спокойный командирский тон. – Пароль! Слышите? Пароль: свадьба!
Пауза.
За это мгновение Иван, покрывшийся холодным потом, десять раз успел решить, что Ефиминюк его все-таки пристрелит. «Самое время. Везет мне, как… Просил же, – подумал Иван в сердцах, – не ставить психов в дозоры». «Людей не хватает, Иван, сам понимаешь… – так, кажется, говорил Постышев? – Некем дыры затыкать». «Угу. Если меня этот идиот накроет очередью, людей у нас будет хватать капитально. Все дыры закроем – моими окровавленными ошметками. Пулемет НСВ 12.7 миллиметров, такие на армейских блокпостах стояли. Оттуда в общем-то и сняли его. Пуля со стальным сердечником любую кость перешибает за милую душу».