- Крошка Енот! - собеседник явно издевался.
- Кто?!
- Тот, кто живет в пруду, - подтвердил голос.
- В каком пруду?
- Да, в любом...
"Воткнули "жучок" в аппарат и стебаются! Как я сразу не догадался?", хлопнул себя по лбу Евгений.
- Сильней! - подзадорил собеседник.
- Ты меня видишь? - Евгений выглянул в окно, - За такие шутки морду бьют!
- О! - в трубке зашлись от смеха, - Это был бы номер!
- Ну, покажись, юморист! - Евгений вглядывался в темноту.
- Ой, мама дорогая! - простонал собеседник, - К зеркалу подойди!..
- Послушай, ты! - начал Евгений и осекся, уставившись на свое отражение в черном стекле.
Ноги нехорошо подкосились, пришлось присесть на краешек стола.
- Угу, - подтвердил собеседник, - Наконец-то.
"Все, надо к психиатру".
- Давай, давай, - отозвался голос, - Сейчас все лечат!
- Я сумасшедший, да?
- Нет, блин, посмотрите на него! Разговаривает сам с собой по отключенному телефону, да еще и спрашивает! Говорили тебе, не ешь испорченных консервов! - голос продолжал издеваться, - Да, ладно! Психам живется не так уж плохо! "Хорошо быть кисою, хорошо собакою", - с удовольствием декламировал собеседник, - "Где хочу, пописаю, где хочу, покакаю". Компот еще дают...
- Неужели, я такой хам?
- Не, - успокоил голос, - Не такой. Хуже. Не может быть двух одинаковых людей. Даже в себе.
- Философ нашелся... Чего звонишь-то? Соскучился?
- В кои-то веки, думаю, дай позвоню перед сном, поддержу морально.
- Лучше бы материально... А скажи-ка мне на милость, друг сердешный, что это у нас за аппарат такой?
- Никому не расскажешь? - собеседник понизил голос, - Признаюсь как на духу: Хрен его знает!
- Так ты же со мной разговариваешь как-то!
- Дык, и ты тоже, вроде, разговариваешь... Лучше меня разбираться должен. Умную мысль хотел сказать... Забыл. А, вот, "Когда привыкаешь к холоду и перестаешь его ощущать, это не значит, что стало теплее".
- Сам придумал?
- Слушай! - обиделся собеседник, - Иди спать, давай! Мне завтра вставать рано! - запикал гудок отбоя.
Евгений покачал головой и повесил трубку.
На общей кухне соседка в бигудях, одетая в выцветший халат с вытянутыми карманами, и рваных тапках на босу ногу, жарила яичницу. Евгений поздоровался и поставил на плиту чайник.
"Удивительно", думал он, вглядываясь в сиреневые сумерки за окном, "как жилище накладывает отпечаток на людей, как при свете голой лампочки в патроне бесценная человеческая жизнь превращается, легким движением пальцев превращается в "бытовуху", как выцветают глаза. В коммунальных квартирах водятся", Евгений улыбнулся, "мужики в безразмерных тянучках, одетых коленками назад, с большим пузом, обтянутым грязной майкой, бывшей белого цвета в своем непорочном девичестве. Бреются раз в два месяца, любят дешевую водку и Жириновского, постоянно промахиваются мимо удобств. Раз. Старушки в валенках и халатах до пят, вечно варят воду в ковшиках и целыми днями смотрят в окна и телевизор. Моются реже, чем мужики в тянучках бреются. Два. Мамаши, непрерывно кипятящие белье в огромных баках, которые занимают на плите две конфорки, постоянно стирающие, чистящие морковку и картошку, всегда с красными мокрыми руками, сердитые и недовольные. Три. Их малолетние дети, скользящие в застиранных колготках по драному линолеуму. Они везде таскают за собой пластмассовые машинки, разломанные пистолеты, дудки, самолеты и трехколесные велосипеды. Дети не расстаются с замусоленным черствым печеньем, которое в итоге скапливается где-нибудь за батареей и служит великолепным подспорьем тараканам".
Соседка Евгения принадлежала к пятому типу. Дама неопределенного возраста, между двадцатью девятью и шестьюдесятью годами, с нарисованным на бледном пергаменте лицом. Тонкие губы и густо зачерненные тушью глаза, выглядели настолько неестественно, что казалось, будто яичницу жарит сам Майкл Джексон после очередной пластической операции.
- Женя, это у вас вчера телефон звонил? - делая ударение на слове "телефон", спросила соседка.
Она представилась, как "Татьяна", но Евгений упорно приплюсовывал отчество, подчеркивая разницу в возрасте.
- Да, звонил, - ответил он, оборачиваясь, - А что?
- Так он же не работает, - уверенно предположила соседка.
- Откуда вы знаете?
- А что тут знать? - женщина пожала плечами, - У нас в квартире телефонной линии нет, и у соседей нет. Во всем доме нет. Как же он будет работать?
- А откуда здесь вообще взялся этот аппарат?
- Ой, - махнула рукой соседка, пробуя яичницу, - До вас тут один дед жил. Его и звали все так - Дед, за глаза и в глаза. Вот он и приволок.
- Зачем?
- Зачем, зачем... Затем, что сумасшедший был. Он по телефону по этому денно и нощно бубнил. Мы с Тамарой и видели его редко, нелюдимый он был, дикий. Но тихий.
- А куда он съехал, вы не знаете? - заинтересовался Евгений.
- Чего ж не знаю. Помер он, прости господи. Взял, да и помер.
- Вот как...
- Да-а!.. Только вот когда мебель-то его выносили, так, одно название, а не мебель, - соседка понизила голос, - телефон-то да и зазвонил... Один из грузчиков, молодой парень, снял трубку, послушал. "Молчат", говорит. А мы с Тамарой стоим, ни живы, ни мертвы. Вчера вот опять звонил...
Соседка выжидающе уставилась на Евгения.
- То же самое, снимаю трубку - тишина, - пожав плечами, соврал тот, - Наверное, звонок самопроизвольно срабатывает.
- А разговаривал-то ты с кем? - вкрадчиво поинтересовалась соседка.
- А разговаривал я по сотовому! - Евгений подхватил закипевший чайник, - На работу опаздываю, извините.
Жизнь шла своим чередом, проскакали новогодние праздники, словно пьяные казаки с папахами набок и шашками наголо. Телефон молчал.
Из комнаты потихоньку выветрился нежилой запах, забился в щели под плинтусами, замер под полом, затаился. Медленно, но верно, начал прибавлять в весе день, поблескивать солнышком. А телефон молчал.
Черную тоску вытеснила, выдавила в форточку странная полузабытая грусть, заставляющая легкие трепетать, словно крылья, и уносящая сквозь бетонные перекрытия куда-то ввысь, в облака. А телефон безмолвствовал.
Однажды ночью Евгений проснулся оттого, что в дверь тихо, но настойчиво стучали, просяще и, одновременно, извиняясь. Красные цифры часов горели в темноте половиной третьего. Евгений натянул штаны и, покачиваясь, прошлепал открывать.
На пороге стояла соседка, Тамара Николаевна, в накинутой на плечи шерстяной шали поверх длинной ночной сорочки, с покрасневшими от слез глазами, комкая на уровне груди носовой платочек.
- Что случилось?
- Женечка, дайте мне позвонить, - По лицу женщины пробежали две блестящие дорожки, - По-пожалуйста, - голос перехватило судорожным всхлипом.
Евгений так опешил, что молча отступил в сторону, пропуская ночную гостью вглубь комнаты. Он зажег ночник и отступил обратно к дверям. Тамара Николаевна мелкими шажками, неотрывно глядя на черный аппарат, как сомнамбула, приблизилась к подоконнику. Беспомощно оглянулась, словно ищи поддержки, и, поправив сползшую на глаза прядь, осторожно взяла трубку.
- Ванечка! Ванечка, это я! - произнесла она скороговоркой, - Мне так плохо без тебя, Ванечка! - плечи женщины сотрясались в рыданиях, - Зачем ты ушел, Ванюша? За что не возьмусь, все из рук валится...
Евгений отчаянно потер виски, в происходящее не верилось. "Можно считать нормальной ситуацию, когда глубокой ночью врываются в комнату, чтобы поговорить по неподключенному телефону?"
- У нас все хорошо, - продолжала соседка, немного успокоившись, - Любочка четверть без троек закончила, пальтишко ей новое купила. Растет девочка, уже невеста совсем. Шерсть, вот, достала, хочу ей кофту теплую связать, простужается часто. Но ты не думай, Ванечка, я сильная, я выдержу. Ты за нас не переживай.