Определенно, это был наш, дружественный корабль! Но кто именно, почему нет точной идентификации?
Загадочный линкор, назовем его так, дал хороший ракетный залп, а потом еще один.
Дюжина огромных стальных рыбин обрушилась на бока инопланетной вражины, а линкор исчез!
Исчез, товарищи!
Откуда он взялся? Куда пропал? Что это вообще было?! Тридцать секунд на радаре и всё — чистый вакуум!
Я был уверен, что у меня глюки на нервной почве. Но если так, то следовало признать, что крыша потекла у всего состава учебного авиакрыла номер 11. Из тех, кто еще оставался в космосе, конечно.
Кайманов властно пресек хор удивленно-восторженных воплей и отдал новый приказ:
— Посадку истребителей отменяю. Торпедоносцы, вперед! Истребителям сопровождать торпедоносцы. Приказываю атаковать поврежденный борт.
— Но кто его повредил, этот борт, товарищ каперанг? — не унимался кто-то особенно пытливый.
Ответом ему было суровое каймановское:
— Тишина в эфире! Это приказ. Я не знаю, что это было, но впечатления держать при себе. Любому, кто расчирикается, лично отверну голову! Вы меня знаете!
Мы знали Кайманова. Этот отвернет, точно. Поэтому торпедоносцев на рубеж атаки выводили молча. В самом деле обсудить хотелось многое, да нельзя.
Чужаку досталось крепко. Переливчатая льдисто-голубая броня была раскурочена, техногенные внутренности искрили, иногда что-то взрывалось, выбрасывая в космос обломки и облачка мгновенно рассеивающейся огненной плазмы. Двенадцать тяжелых ракет в упор — не шутки.
Судя по разрушениям, здесь поработали чудовища вроде отечественного многоцелевого ракетного комплекса П-1900 «Титанир» или европейского «Эшенбах». Я вообще удивился, что звездолет еще не развалился на куски! Единственное объяснение — его колоссальные размеры.
Но даже этому гиганту нездоровилось: огневые средства поврежденного борта молчали, да и с уходом в Х-матрицу, видимо, возникли проблемы, иначе чего ждали чужаки?
— Эх, захватить бы его! — мечтательно вздохнул кто-то из торпедоносцев, нарушая приказ Кайманова.
— Ага, сейчас. Роту осназ прихватить забыли, — ответили ему трезвомыслящие.
— А если они себя подорвут? Вместе с тем осназом?
— А-атставить! Цель в визирах. Работать по пробоинам в центральной части корабля! Пуск по готовности.
Двадцать торпед сорвались с направляющих.
Двадцать рыбин, каждая с тремя тоннами силумита, нырнули в проломы.
Рвануло!
Мы не видели где — торпеды прошивали внутренние объемы корабля на десятки и сотни метров, и уже там, в глубине, срабатывали боевые части.
Нами наблюдались лишь последствия: огромный корабль рассекла трещина, сиявшая золотом.
Потом еще одна отчленила носовую часть центральной гондолы.
Броня корпуса пошла волнами, взбугрилась, посыпалась каким-то неаппетитным крошевом. Тектонические разломы окаймлялись сериями взрывов, и вдруг все пробоины разом исторгли вулканы плазмы, вынесшие наружу куски корабельной начинки.
Тут и конец чужаку!
Я был слегка разочарован, так как ожидал катастрофы вселенских масштабов, а звездолет развалился, будто старый небоскреб при землетрясении.
Впечатляет, но до вселенской катастрофы не дотягивает.
Когда мы уже стояли на палубе «Дзуйхо» и вовсю делились впечатлениями, из Х-матрицы вынырнула наша эскадра. Кайманов успокоил командиров вновь прибывших кораблей, что мы в основном живы, справились сами, и пригласил на чай.
Н-да.
Справились.
Только не сами.
Кто нам помог? Кто бы это ни был — очень вовремя. Эскадрилья торпедоносцев многокилометровую гору самостоятельно не осилила бы.
— Ну, ты видал? — поинтересовался я у Оршева.
— Видал! — ответил он и показал большой палец. Дурак.
Я так и сказал:
— Дурилка, чему радуешься? А если бы вражеских флуггеров было не двадцать, а, скажем, сорок? Или шестьдесят? Нас бы выпотрошили, не моргнув глазом!
— Жив, вот и радуюсь. Что, нельзя? Кстати, ты обратил внимание на их машины?
— Все глаза проглядел.
— И как они тебе?
— Смерть. Вообще!
— Да понятно, что смерть. Я не о том. Ты заметил, что они все разные? Ни одного похожего! Вроде, все одинаковые, похожи на их корабль, только мельче…
— У меня телеметрия выдавала от четырнадцати до двадцати двух метров в длину, — вставил я.
— Вот-вот! И размеры разные! Сперва внимания не обратил, а теперь понимаю, что машины однотипные, но все отличаются. Ну, как тебе объяснить… Как «Руссо-Балт» от «Блитца»! Обе легковушки, четыре колеса, кузов, мотор, а ни одной похожей детальки. Так и тут.
— Точно! А ведь это, Веня… — начал было я, но меня прервал повелительный рык Кайманова.
— Стройся! — на палубе воцарилась тишина, нарушаемая лишь дробным топотом ботинок. — Равняйсь! Смирно!.. Товарищи пилоты! Сегодня мы столкнулись… хрен знает с чем. И мы его упокоили. Так что — спасибо за службу!
— Слу! жу! Рос! си! и! Тарщ! кап! тан! вто! р-рого! ран! га! — проревели мы.
— Все молодцы! Кадетам сегодняшний бой… с учетом особых обстоятельств, засчитывается как зачет по летной и огневой подготовке.
— Ур-ра!!! — тридцать шесть наших глоток заставили подволок содрогнуться.
— Спасибо вам, ребята, что помогли и остались живы! — продолжил он после волны восторгов. — Ничего другого я от вас и не ждал! А на капитан-лейтенантов Лучникова и Глаголева сегодня же напишу представление к награде за уничтожение четырех флуггеров противника, по два на брата. Тишина! Служите России, я знаю. Далее. Только что пришла шифровка из штаба. Нам всем отдан приказ о неразглашении любых деталей сегодняшнего боя. Уровень секретности — «Азов». Это значит… впрочем, вы знаете сами, что это значит.