Пан Дрозд пошептался со своим человеком, а потом куда-то его спровадил. На мой вопрос ответил, что не хочет посвящать в дело лишние уши.
– Больше нам никого не понадобится, – заверил шляхтич.
Он скинул парадную европейскую одежду и переоделся в походное платье. Теперь на нем были: высокая шапка с пером, черные «смазные» сапоги и кафтан, за пояс которого пан Дрозд засунул пистолет. Не забыл проводник о сабле, подвесив ее так, чтобы в любой момент можно было выхватить из ножен, не теряя драгоценных секунд.
– Вашему спутнику много известно? – на всякий случай уточнил я.
– Совсем ничего, он всего лишь сопровождал меня до города. На дорогах не всегда спокойно, но теперь я не один и, клянусь Богородицей, нам нечего бояться.
– Далеко отсюда до раскольничьего скита?
– Ну, скитом это не назовешь, скорее община: деревенька дворов в тридцать, может, больше, признаюсь, не считал. За полдня добраться можно, – задумчиво произнес пан Дрозд и добавил: – Отправимся сейчас, аккурат к обеду успеем.
– А дорога какая?
– Дорога обычная, – усмехнулся пан Дрозд. – Не утопнем в грязи, значит, доедем. Ну да вам не привыкать: что в Московии, что в Курляндии вашей тоже не дороги, а так… и смех и грех. Одно название! Сначала по тракту пойдем, затем будет развилка, от нее нам в сторону леса, в самую чащу. А уж дальше только на меня полагайтесь, я места эти как свои пять пальцев знаю, не заплутаем.
Шляхтич приосанился, фигура его распрямилась.
«Как его распирает от собственной значимости!» – подумалось мне. Но все верно, без него что без рук.
– Как на раскольников этих вышли? – спросил я.
– Русский посол давно уже жаловался нашему королю, что из Польши ввозятся фальшивые деньги, но вы знаете, что наш монарх не имеет большой власти. Все в руках магнатов. Одни на вашей стороне, другие идут на поводу у французов и тех, кто больше заплатит, а бедная Польша расплачивается за их грехи. Князю Чарторыжскому надоело слышать попреки, вот он и приложил усилия, чтобы разыскать злодеев. Он давно подозревал Потоцких и немного погодя укрепился в подозрениях. Люди князя проследили, куда ввозится много меди, а затем помог случай – один из слуг Потоцкого сболтнул лишнего. А дальше клубочек распутать труда не составило, – похвастался проводник, очевидно сам участвовавший в этой операции.
Наскоро позавтракав холодной курятиной, гречневой кашей и пшеничными лепешками, отправились в путь. Миновали тракт и развилку, а затем, как и предупреждал пан Дрозд, забрались в лес. Стоило углубиться, и всякий контакт с цивилизацией был потерян. Мы оказались в такой девственной глуши, что стало казаться, будто здесь отродясь не ступала нога человека. Только дорожка, змейкой обвивавшая густые заросли, свидетельствовала об обратном.
Я с детства люблю лес, мне нравится бродить по тропинкам, думая о чем-то своем. Наверное, для нас, жителей среднерусских равнин, он значит то же самое, что для итальянцев Средиземное море, а для швейцарцев Альпы. Убери это – и жизнь потеряет немалую толику смысла и притягательности. В лесу можно найти пристанище, спастись, как моя бабушка. Ее и прочих жителей деревушки, находившейся в начале сороковых в глубоком немецком тылу, партизаны предупредили, что скоро придут каратели. Деревня в полном составе снялась с места и перебралась в сосновый бор. Целый год прожили они в землянках, пока не пришли наши. Все это время бор был укрытием, кормильцем и поильцем. Но лес лесу рознь. Вроде сейчас мы ехали по территории нынешней Белоруссии, которую я еще с советских времен привык считать своей, но этот лес почему-то казался чужим и враждебным.
Не знаю, что послужило причиной, но я вдруг почувствовал сильное беспокойство, будто вышел из дома и не могу вспомнить – выключил или нет газовую плиту. Губы сами расплылись в усмешке: где тот дом и та газовая плита! Они остались в недосягаемом прошлом, а вот тревога… она никуда не делась. И вроде не настолько я мнительный человек, за валидол с корвалолом при всяком пустяке не хватаюсь, а вот поди ты! Никак не могу унять подозрительную дрожь в ногах и успокоить разогнавшиеся насосики сердца. Может, для храбрости сделать глоток из походной фляжки Михайлова, в которую предприимчивый гренадер налил не колодезную водицу, а вино, думая, что мне ничего не известно? Нет, так поступить – все равно что расписаться в бессилии. По себе знаю – стоит только начать, и потом уже сам будешь искать подходящий повод. К курильщикам это тоже относится.