– А как староверы на чужаков смотрят? Неужели терпят?
– У них договоренность с Потоцким. Тот их к себе на землю пустил, русским войскам не выдал, а они за то голландца с его помощниками охраняют.
– И что, никаких ссор, конфликтов?
– Вот уж чего не знаю, того не знаю, – покачал головой шляхтич. – Живут как-то, значит, ладят. Соответственно, и подобраться к этой «мельнице» трудно. Вы не смотрите, что народу мало, стоит только всполошить деревню, и будет уже не протолкнуться. А мужики тут суровые, горячие, им терять нечего. Возьмут нас в оборот, только перья полетят.
Пан Дрозд с улыбкой потрогал перо на рысьей шапке.
– Верно, – согласился я. – Задачка непростая. А что, если мы нападем с другой стороны – переберемся через речку и возьмем на шпагу?
– Не советую, там очень топко. Болотина, – пояснил шляхтич.
– Откуда вы это знаете?
– Я здесь бывал еще в те времена, когда никакими русскими и не пахло, охотился. Чуть егеря не потерял, его в трясину угораздило свалиться, едва вытащили.
– Понятно, – кивнул я. – Возвращаемся, будем мозговать.
Гренадеры смогли найти безопасное укрытие вдали от дороги. Мы едва не прошли мимо, и только тихий, адресованный нам окрик Чижикова помог найти убежище. По пути у меня наклюнулись кое-какие идейки.
Брать фальшивомонетчиков решили к вечеру, когда начнет темнеть. Михайлов осторожно подкрадется к амбару и запалит его. Дерево сухое (специально проверили), на крыше солома, должно заняться моментально, полыхнет так, что мало не покажется. Деревенские отвлекутся на пожар, прибегут, начнут тушить, а мы тем временем на рысях подскачем к «мельнице», разберемся с голландцем и его командой, взорвем предусмотрительно взятым в дорогу бочонком с порохом оборудование и быстро назад, пока не увязалась погоня.
Я перед отъездом получил небольшую консультацию у чиновника Монетного двора Тимофея Пазухина. Он советовал в первую очередь изъять и доставить в Петербург как доказательство нашего успеха маточники – болванки из закаленной стали, с помощью которых наносились изображения и надписи на специальные цилиндры – чеканы, а уж с последних непосредственно и чеканились монеты. Такой удар будет непоправимым. Для нового маточника потребуется опытный мастер, набивший руку на изготовлении клише, а их не так уж и много. К примеру, Потоцкому пришлось прибегнуть к услугам голландца. К тому же количество желающих резко убавится, когда потенциальные фальшивомонетчики узнают о судьбе предшественников.
Карл предложил взять с собой голландского мастера и доставить в Петербург, где тот мог бы дать показания, но я, скрепя сердце, объяснил, что злоумышленников придется перебить. Михай дал понять, что эту часть операции он возьмет на себя.
– Хоть граница недалеко, везти с собой пленного слишком опасно, – сказал я. – Я вашими жизнями рисковать не хочу.
– А может… – заговорил Карл, но я прервал его решительным:
– Нет! Даже не думай!
Кузен обиженно поджал губы. Ему не нравилось, что я не взял его с собой в разведку, и он до сих пор дулся на меня как ребенок. Мне же хотелось, чтобы Карл добрался до Петербурга живым и здоровым, как, впрочем, и все из моего отряда.
Перекусив вяленым мясом и сухарями из запасов, принялись дожидаться вечера. Чтобы скоротать время, легли спать, оставив на часах Михайлова. Ему предстояла самая легкая часть операции: устроив поджог, он должен был вернуться и ждать нас на этом месте.
Пан Дрозд и гренадеры дрыхли без задних ног, я поворочался и тоже заснул. И снилась почему-то всякая ерунда – объятый пламенем дом, трое погорельцев, среди которых девочка, отправившая меня прямиком в пекло за щенком по кличке Митяй. Я увидел ее благодарные глаза, девушка набрала полную грудь воздуха и голосом Михайлова сказала:
– Просыпайтесь, господин сержант. Пора вставать.
Одевайся, умывайся и на дачу собирайся… Хотя какая там дача! Или я брежу спросонья? Нет, не зря говорят, что накопленная усталость хуже СПИДа. Устал я, ничего не попишешь.
– Встаю, спасибо. – Я потянулся и спросил: – Остальных хоть разбудил?
– Как не разбудить, разбудил. Я ить их самыми первыми на ноги поднял, вам чуток доспать выпало. Кто знает, удастся ль еще седни глаза сомкнуть.
– Главное – не навсегда их закрыть.
– Скажете тоже, господин сержант! – испуганно охнул гренадер.
– Шучу, Михайла, шучу. Самому жить охота.