Один-единственный участковый, мнущийся час перед дверью потерпевшей в ожидании всех остальных – это Россия, представшая моим глазам, когда я вышел из лифта на седьмом этаже.
Представившись и выяснив, что до моего появления здесь не произошло ровным счетом ничего и в квартиру он проникнуть не пытался – только настойчиво звонил в дверь – я достал из кармана носовой платок.
Чистый носовой платок в нашей работе важнее любых пистолетов, подслушивающих устройств и дедуктивных методик.
– Хорошо, сержант. Пора посмотреть, с чем мы имеем дело.
Дверь, как я и думал, оказалась незапертой.
Переступив порог, я сразу понял, что Силин не лгал. Кисловатая пороховая гарь, которую невозможно спутать ни с чем, ударила в ноздри. В огромном зеркале отразились наши напряженные лица.
Квартира была совершенно несоветская. Все внутренние перегородки были убраны и мы, выйдя из тупичка прихожей, сразу оказались в огромной комнате, заставленной мебелью в хаотическом беспорядке. Люстры не было, зато по стенам висело множество бра, а на полу в самых неожиданных местах стояли торшеры. На дальней стене висела огромная картина – несколько мужчин и женщин, выполненных в нарочито грубой манере, танцуют, взявшись за руки. Красные на синем фоне.
Толком не знаю почему, но я в чужой квартире – и при обыске, и при визите к друзьям – всегда начинаю с нежилых помещений.
Осмотрев ванную, где вместо собственно ванной-лохани, которой не было, стояла импортная ослепительно белая душевая кабина, стиральная машина и шкафчик, достойный украсить любую презентацию фирмы "Орифлейм", заглянув в туалет, побывав на кухне, мы не нашли ничего. Ничего, достойного служебного внимания.
В комнате, производившей впечатление настоящего лабиринта из-за цветастых ширм, расшитых на китайский манер драконами и какими-то одноглазыми персонажами, мы осмотрели каждый уголок и я уже начал надеяться, что, возможно, хозяйка (или ее муж) пару раз стрельнула ради развлечения холостыми и, по рассеянности забыв запереть за собой дверь, пошла в гости к подруге. А муж уехал на рыбалку.
То, что не хочешь увидеть, всегда замечаешь последним.
Я остановился в самом центре комнаты, засунув руки в карманы и тупо вперившись в черную глубину экрана новенького компьютера, занимавшего неприметное место в углу. Компьютер, кстати, был включен – в самой нижней строке экрана светилась надпись "97% wiped". Спустя некоторое время появилось: "98% wiped". Я покачался с носков на пятки. Машинально полез за зажигалкой. "Где же тело? Тела нет – дочь устроила банкет", – вертелось в голове ни к селу, ни к городу.
– Товарищ следователь!
Я пошел на неузнаваемо изменившийся голос невидимого сержанта.
Самая большая и плотная ширма, принятая мною за настенный гобелен, скрывала обширную нишу, полностью занятую огромной кроватью. Рядом с кроватью, небрежно брошенный, лежал на боку большой целлофановый пакет, из которого высыпались и раскатились по полу несколько ярких апельсинов.
Крови было много.
Крови было так много, сколько может вытечь из красивой, здоровой, преуспевающей гражданки Марины Рубиной, тридцати пяти лет, через четыре проникающих пулевых ранения в затылок.
***
6 мая, 13.50
Позвонив в Управление и подтвердив сообщение Силина, Кононов помедлил и, махнув рукой, набрал свой домашний номер. В трубке озорно подвывали длинные гудки. Перенабрал еще два раза. Результаты те же. Предусмотрительный Пельш выключил телефон. "Я тут над мертвой женщиной, а он там над живой", – философически подумал Кононов, расхаживая по квартире с радиотрубкой, аккуратно обернутой носовым платком.
На красной пластмассе наверняка водились интересные "пальчики", наверняка, и надо было относиться к ним со всей возможной предупредительностью.
***
6 мая, 13.56
Когда человек занимает выгородку площадью шесть квадратных метров в рабочем общежитии, осмотр его личных вещей едва ли отнимет много времени. Квартира-комната Рубиной более походила на престижный мебельный салон и занимала площадь никак не меньше восьмидесяти метров. Судя по всему, либо сама Рубина, либо (и это вероятнее всего, ведь делать по-настоящему большие деньги у нас в стране, несмотря на вялые призывы к эмансипации, остается прерогативой мужчин) ее муж занимались весьма крупным и прибыльным бизнесом. А где прибыльный бизнес, там и мафия, каковая азбучная истина известна любому ребенку эпохи Голливуда.
Что же искать? Искать надо все. Но, прежде чем искать, нужны были понятые, протокол и все прочие формальности. Нужно было, в конце концов, снять все "пальчики" и, пока тело на месте, сделать кучу фотоснимков, а эксперты пока не ехали.
Из ванной после десятиминутного отсутствия вышел бледный сержант. На его мокром лице с легкостью читались все переживания молоденького пацана, который первый раз в жизни увидел настоящий труп. Мне волей-неволей доставалась роль бывалого, хотя на самом деле и в моей практике отнюдь не на каждый день приходятся застреленные женщины.
Я принял соломоново решение.
– До приезда всех остальных нам здесь пока делать нечего, сержант. Вызовите еще кого-нибудь из отделения, пусть постоит на дверях, а мы пойдем поговорим с соседом.
Пока сержант разговаривал с каким-то Михалычем, я тоже сходил умылся, еще раз невольно восхитился ванной, где на стенах весело плескались нимфы и дельфины и, просидев пять минут в неловком молчании со своим случайным напарником в ожидании наряда из отделения (которое, оказывается, находилось в соседнем доме), мы ушли.
***
6 мая, 13.59
В дверь позвонили.
Странно, неужели Аня позабыла ключи? Или соседи? Хорошо, если это будет та поразительно красивая женщина, которая ходит с гибким молодым человеком. Аспирин, молоток, чем я еще могу быть полезен?
Силин вздохнул. В свои неполные сорок Силин мог смело констатировать: кроме аспирина и молотка он вряд ли мог чем-либо послужить такой шикарной женщине, такой фемине, как Силин называл ее про себя.
Зарплата, которую не платят, дочь, которой ты безразличен, жена, которая тебя презирает.
И все-таки, все-таки. Ведь в лотерее судьбы на миллион пустышек иногда приходится один счастливый билет. В конце концов, лысина ведь тоже по-своему привлекательна. Сексуальна. Все папы римские были плешивцами – и ничего.
Звонок повторился – долгий, переливчатый, настойчивый. Так звонят женщины, которых обуревает мигрень. Еще миг – и она упадет без чувств, еще миг – и аспирин будет бессилен.
Силин засуетился. На бритье времени не было, да и лезвия закончились – спохватился он уже в ванной. Пиджак, пиджак, где этот проклятый пиджак?
"Иду!" – крикнул он, торопливо застегиваясь.
Два раза щелкнул верхний замок. Один раз – нижний. Звякнула цепочка.
За дверью стояли двое.
– Гражданин Силин?
– Да, пятьдесят восьмого года рождения, – механически пробормотал Силин, зачем-то краснея.
– Старший следователь уголовного розыска Владимир Кононов, – представился молодой плечистый парень, протягивая раскрытое удостоверение.
***
6 мая, 14.04
– Итак, вы утверждаете, что в милицию не звонили?
– Нет, упаси боже, зачем?
– В диапазоне между двенадцатью и часом? Нет?
– Нет же, нет.
– Хорошо. Есть кто-нибудь, кто мог бы подтвердить ваши слова?
– Да, Аня.
– Ваша жена?
– Дочь.
– Она сейчас дома?
– Нет, гуляет. С ребятами.
– Так, с ребятами. Скоро вернется?
– Ну, не знаю, часов в одиннадцать. А что? Она что-то натворила?
– Гражданин Силин, ваша дочь нужна нам, чтобы подтвердить факт вашей непричастности к телефонному звонку в милицию. Ясно?
– Да, ах, да-да, конечно, простите.