На долю секунды, я закрываю глаза и напоминаю себе, что это мой медовый месяц, Лана Баррингтон. Ты собираешься все испортить? Нет, я не хочу ничего портить. Я хочу запомнить этот вечер, как один из самых лучших моментов в моей жизни. Я открываю глаза и по-новому смотрю на сказку, которая окружает меня, словно я вернулась назад во времени. Я вижу дровяную печь, дешевые искусственные ковры, масляные горящие латунные светильники, антикварный заводной граммофон, низкое ложе с оранжевыми шелковыми простынями, усыпанное лепестками роз: наше брачное ложе. Абдул, все время улыбающийся мальчик, сотворил это.
Сказка иллюзии настолько совершенна, что почти невозможно представить, что есть еще другой мир с доступом в Интернет, автомобили, телевизоры и всевозможные современные удобства. Странно, но я отдаю большее предпочтение этому нецивилизованному существованию — скудному и грубому, но реальному и честному.
Возможно, кажется странным, но я уже почти измучена атрибутами богатства. Меня совершенно не волнует, стоит ли на моей сумки бренд Channel. На самом деле, странная манипуляция, потому что я вижу поддельные сумки Шанель, и признаю их как разумный выбор. Владельцы поддельных сумок, по-моему, намного умнее. Они поняли логику игры, в которой остальные попались «на удочку» умного маркетинга. Зачем платить семь тысяч фунтов за сумку, если вы можете купить ее за двадцать пять на рынке? Тем более, что некоторые подделки настолько качественно сделаны, что нельзя увидеть разницу невооруженным глазом. Великолепное обжуливание.
Взгляд останавливается на граммофоне, и губы сами собой расплываются в улыбке. Блейк запомнил, когда я сказала ему, что у моего деда был граммофон похожий на этот. Я подхожу к нему. Он деревянный и пахнет лимонным маслом. Я с любовью провожу пальцами по полированному дереву, точно зная, как он работает. Рядом в пластиковом пакетике лежат новые иглы. Я беру одну из них, осторожно открутив головку, вставляю плоский конец иглы в отверстие. Осторожно, закрутив обратно, словно мой дед стоит за моим плечом, и говорит мне своим хриплым голосом: «Будь очень и очень осторожна, Азизам, винты с накатанной головкой могут служить от шестидесяти до ста лет».
Теперь больше некому называть меня Азизам — радость моя.
Новая игла установлена, я начинаю просматривать пластинки рядом с граммофоном. В основном, старая персидская музыка. Насколько заботлив мой муж. Я достаю пластинку из конверта, остается пыль на моем рукаве, и устанавливаю ее крутящийся диск. У меня на губах появляется улыбка от предвкушения (это самое лучшее), веду головку к началу пластинки. Спусковая пружина напряжена, я отпускаю тормозной рычаг, и проигрывающий диск начинает вращаться. Опускаю рычажок звука на гладкую наружную поверхности, аккуратно нажав на него, и наблюдаю, как игла скользит по бороздке.
Персидская музыка наполняет шатер.
Мой дедушка всегда улыбался, когда я опускалась на подушки. Сейчас воздух вокруг меня наполнен моими воспоминаниями. Я вспоминаю маму, Новроуз и всех соседских детей, прыгающих через костер, чтобы получить удачу. Старого морщинистого Бехруза, торговца сладостями, приносящего их в тканевом мешке и рассказывающего множество историй о героических воинах былых времен, и как кругом нас окружали всевозможные деликатесы, на деньги, выделенные старейшинами. Но мои воспоминания настолько давнишние, что что-то уже стало стираться из памяти, становясь все более расплывчатым.
Продолжая стоять, я снимаю мой длинный толстый халат и откидываю его на ковер. Он стал таким тяжелым от пота и мелкого золотистого песка, что с глухим стуком падает на пол. Я снимаю дорогое маленькое нижнее белье, которое одела в пустыню, и нахожу длинную прозрачную голубую вуаль, которую купила на крытом рынке, оборачиваю ее вокруг тела и завязываю над грудью, как саронг.
У меня есть только ручное маленькое зеркальце в серебряной оправе. Я смотрюсь в него, периодически передвигая, чтобы увидеть всю себя и понять, как я выгляжу. Моя кожа бледная, не загорелая, соски напряжены и встали, и проглядывает мой пупок темной округлой формы. Я слышу снаружи шорох и поправляю свой наряд, полностью закутав вуалью себя с ног до головы.
Тент входа шатра открывается.
3.
Холодный порыв ветра, наполненный запахом жаренной на вертеле баранины, вызывает мурашки у меня на обнаженной коже, и тело начинает само двигаться в пламенном танце. Блейк так и застывает у входа. Его взгляд затуманен немного алкоголем, возбужденный и его дыхание вырывается со свистом из груди. Он не ожидал такого подарка.
Несмотря на напряженность, читающуюся в его глазах, мы чувствуем очень близко друг друга, несмотря на расстояние между нами. Теперь его глаза сияют, как драгоценные камни, в желтоватом свете, отбрасываемым лампами и свечами. Он просто молча смотрит на меня, направляясь ко мне и останавливаясь в полуметре, горячим неторопливым взглядом. Он выглядит совсем не таким, как всегда. Он выглядит каким-то пораженным... возможно, я тоже совсем другая. Его глаза встречаются с моими, пленяя меня своей магией потрясающей страсти.
Он протягивает руку к вуали, но я ловко ускользаю, словно воздушная фея, и поднимаю руки высоко над головой начинаю свой танец. Мои босые ноги выбивают дробь под стать пульсирующим барабанам, тело извивается, словно змея под звуки музыки, руки блуждают по ляжкам, тянутся к бедрам, потом к бокам, поднимаясь все выше к талии, пока не останавливаются на груди. Импульсивно я щипаю себя за соски.
Его глаза мерцают, вызываю теплую волну у меня внизу живота. Мои соски настолько чувствительные, а киска набухла и настолько наполнилась соками, что я чувствую, как мои половые губы трутся друг о друга и это просто сводит меня с ума. Я смотрю на него чувственно полуприкрытыми призывными глазами.
Он отвечает на мой немой призыв, с молниеносной быстротой оказавшись рядом со мной, его глубокий голос, отдается вибрациями даже в моей голове.
— Кому принадлежит это великолепное творение?
— Тому, кто отважится... — начинаю я, но мой голос с лукавством затихает. Это похоже на мед, который оставили в виде ловушки для неосторожных.
— Я отважусь, — шепчет он.
Я убираю вуаль, оставляя открытыми только глаза, накрутив ее вокруг шеи, и смотрю на него.
— Ты уверен? — кокетливо спрашиваю я.
Он заинтриговано поднимает брови.
— Тебе следует сначала говорить предупреждение, как делают производители сигарет на пачке. Остерегайтесь искр, иначе можете в момент сгореть.
Несколько секунд я внимательно смотрю на него. На мили кругом от сюда ничего нет, здесь же внутри температура просто зашкаливает. Я раздвигаю ноги и погружаю пальцы в мои мокрые складочки. Действие примитивное, возможно даже неприличное, но здесь мы совершенно другие. Я толкаю пальцы внутрь и вытаскиваю, мое дыхание становится более учащенным.
Он сбрасывает с себя толстый халат на пол, его глаза не на минуту не оставляют меня. Я вижу немного загорелую кожу, где был открыт ворот. Насколько прекрасен мой любимый. Он снимает белую свободную рубашку, которая опускается рядом с халатом. С обнаженным торсом направляется ко мне, наполненный сексуальной энергией, исходящей от его перекатывающихся мышц, словно он парит в мареве. Я гляжу на его тело, такое знакомое и такое дорогое, и все равно у меня перехватывает дыхание от страсти.
Он ловит мою руку и подносит к губам. У меня сама собой появляется улыбка. Я наклоняюсь к нему прижимаясь, и мои обнаженные груди проходятся по его торсу, пока я качаюсь с такт музыки. В следующее мгновение, я понимаю, что словно тру волшебную лампу, разбудив джинна из глубин темного вожделения его тела. Я вижу поглощающий жар жажды, появившийся в его глазах, и перестаю улыбаться.
Он хватает меня за бедра, его пальцы, словно жгут мою кожу. Я разворачиваюсь и мои плечи трутся о его грудь, а ягодицы проходятся по жесткой плоти между ног. Его реакция опьяняет — он словно прилип ко мне и двигается, вдавливаясь в мое тело своей горячей жаждущей плотью. Мои конечности дрожат от предвкушения. Он двигает своим телом: начиная от лодыжек и кончая своими мускулами плеч, все его тело вжимается в меня.