Распутник, повеса, игрок, известный неразборчивыми похождениями бессовестный бабник и признанный развратник: все эти эпитеты она применяла к нему, и не без веской причины. Свет хорошо знал о его бесчисленных романах и связях, о безрассудной игре, о невероятных пари, как выигранных, так и проигранных, о непристойных ужинах и вечеринках, которые, если верить злым языкам, недалеко ушли от настоящих оргий.
В памяти всплывали все новые неприличные подробности. Правда, все сплетни смолкли лет шесть назад, и теперь многие считали, что с годами он стал более осмотрительным. Несмотря ни на что, виконт оставался любимцем общества, чья красота равнялась только его богатству. Но к несчастью для заботливых маменек незамужних дочерей, в обществе слишком хорошо знали его репутацию, чтобы посчитать совершенно неподходящим кандидатом в мужья. Да и кому захочется знать, что дочь несчастна в браке?!
В этот момент явилась чета Билтов с тарелками, столовыми приборами, салфетками и блюдами. Лидия ободряюще кивнула и предоставила им накрывать маленький круглый столик, который они выдвинули в центр комнаты.
Стоя перед огнем и старательно просушивая подол, Лидия неожиданно нахмурилась. Все эти годы, представляя очередную встречу с Джеррардом, она считала, что увидит другого человека, мужчину, на котором праздная распутная жизнь оставит свою метку. Но вместо этого перед ней предстал тот же Роберт, которого она знала… только старше на десять лет. В молодости он был неотразим. Теперь же впечатлял. Он стал шире в плечах, мускулистее и словно излучал силу и мощь.
В молодости при виде его сердце ее билось неровно.
Сейчас же колотилось так, словно рвалось из груди.
Она услышала его шаги на лестнице и повернулась. Оказалось, что Билты все приготовили и успели уйти. Они накрыли стол на двоих, хотя Лидия уже ужинала. Может, она съест яблоко или грушу, чтобы составить компанию Роберту.
Лидия поспешно подошла к стулу и воззрилась на дверь.
Мощная фигура виконта заполнила дверной проем.
Но это был не тот повеса, который только что ушел, а другой, несравненно более грозный и пугающий. Этот был безупречен, от гладко причесанных блестящих каштановых волос, лежавших влажными волнами, до белоснежного, идеально повязанного галстука, заколотого простой золотой булавкой, и строгого покроя фрака и жилета.
Темные брюки обтягивали его длинные ноги, отчего он казался еще выше. Аристократические черты лица каким-то образом казались более жесткими, отчетливыми и более резко очерченными.
Он перевел взгляд с Лидии на стол, вскинул брови и захлопнул за собой дверь. Но прежде чем успел что-то сказать, она показала на блюда:
– Мы подумали, что ты, должно быть, голоден.
Так оно и было. Он просто умирал от голода. А когда увидел еду, у него ноги подкосились от слабости. Но Роберт, ничем себя не выдавая, коротко кивнул и выдвинул для Лидии стул.
Хотя он держался из последних сил, ничего не помогало. Слишком остро ощущал он ее присутствие. Ее близость. Стоит только руку протянуть.
Лидия села, и он поспешно отступил.
Усевшись за стол, Роберт положил себе кусок пирога с дичью и взглянул на Лидию:
– Итак, что ты здесь делаешь?
Она уже подумывала сплести более-менее правдоподобную историю, но мудро решила не делать этого. Он как по книге читал правду в ее безмятежном выражении, в чистоте красивых голубых глаз.
Сложив руки перед собой, она спокойно встретила его взгляд.
– Я здесь, чтобы найти и вернуть потерявшееся письмо Табиты.
Он доел пирог и снова обратил свой взгляд на Лидию. Наверное, придется вытащить из нее всю историю, слово за словом. Иначе не получится. Табита была сестрой Лидии, на год моложе, но настоящая сорвиголова. И была такой всегда, даже когда он в последний раз видел ее в пятнадцатилетнем возрасте. Теперь же, в двадцать пять, Таб, по слухам, стала настоящим синим чулком и пыталась учить жизни женщин, заявляя, что они не нуждаются в мужчинах, и в особенности джентльменах, и должны хорошенько подумать, прежде чем вручить свободу и состояние в их руки.
Лидия в свои двадцать шесть была куда более спокойной и сдержанной, уравновешенной и надежной. Таб же, казалось, была двойником Роберта, только в юбке: печально известная и опасная своими проделками особа. По крайней мере так считал свет.
Но ни ту ни другую сестру нельзя было упрекнуть в слабости.
Виконт потянулся к ростбифу.
– Это письмо – у кого оно? Какую угрозу оно представляет для Таб? И почему ты, а не она пытаешься его вернуть?
Губы Лидии слегка сжались, но она глубоко вздохнула и ровным голосом ответила:
– Это письмо Таб написала много лет назад, когда ей было семнадцать. Ты помнишь мою сестру и знаешь, какова она. Как она бросается в любое предприятие очертя голову, и пусть все летит к черту!
Роберт потянулся к бокалу и кивнул.
– Ну… прежде чем она стала синим чулком, отстаивающим права женщин, и особенно право не выходить замуж…
– Она влюбилась, – докончил за Лидию Роберт. Зная Табиту, он почти в этом не сомневался.
– Совершенно верно. Ей было семнадцать. Она написала этому человеку и, будучи Табитой, ничего не скрыла. То есть была безгранично откровенна. Без всякой оглядки на общепринятые правила приличия и с таким энтузиазмом… – Она снова вздохнула. – Достаточно сказать, что, если содержание письма станет широко известно, сестра превратится во всеобщее посмешище.
Роберт вскинул брови:
– Все так плохо?
– Даже еще хуже, – поморщилась Лидия. – От нее откажутся друзья, единомышленницы, весь ее круг. – Помолчав, она добавила: – Такова ее теперешняя жизнь, но из-за этого письма она стоит на грани краха.