— Она тоже так считала. Думала, вы будете вести себя более порядочно.
— Только давайте без демагогии. Много вас тут таких.
— Я звоню вам не от хорошей жизни. Заплатите деньги, которые обещали. Которые положены в подобных случаях. Тут нет никакого вымогательства.
— Заплачу, заплачу, успокойтесь.
— Когда?
— На днях разберемся.
— Людмила Николаевна, зачем же откладывать! Сразу и разберемся.
— Только не надо хватать меня за горло, я этого не люблю. Пускай она позвонит мне, и мы обо всем договоримся.
— Вас редко можно застать дома. Вы хотя бы сказали номер своего мобильника.
— У меня его нет.
— Как — нет?! Вы же при мне разговаривали.
— Украли. Прямо во время концерта в «Новаторе». Я спела, возвращаюсь, а мобильника и след простыл. Из сумки стащили. А на новый деньги нужны. Это я к тому, чтобы вы не думали, будто я купаюсь в роскоши, и не считали меня дойной коровой.
— Тогда оставьте телефон вашего продюсера или директора. Не знаю, как он у вас называется.
— У меня нет продюсера.
— Вы же сами в прошлый раз ссылались на него.
— Был да сплыл. У него сейчас другой проект, а я с моим авторитетом могу обходиться без лишних нахлебников. Присосутся, словно пиявки, и тянут из меня деньги.
— Если это в мой огород камешек, то мимо цели. В данном случае все наоборот: вы пользуетесь чужой работой, не желая за нее платить. Она же автор не только слов, но и музыки. Поэтому я прошу завершить дело миром, а не раздувать конфликт. До свиданья».
Собеседник положил трубку. Репина не сразу выключила магнитофон — было слышно, как она в сердцах бросила: «Козел вонючий!»
Фрагмент второй. Середина октября.
«…вы будете меня терроризировать!
— Людмила Николаевна! За это время она звонила вам трижды, и всякий раз у вас находятся какие-нибудь отговорки, лишь бы не платить.
— Никакие это не отговорки. Это были уважительные причины. Я же все объяснила.
— Но все это звучало не очень убедительно. Один раз вы сказали, будто заболел муж. Какая тут связь?! Людмила Николаевна! Это все равно как из-за ремонта лестничных перил отключить в доме горячую воду.
— Такое вам только кажется. Когда муж болен, у меня в голове мысли только об одном — как бы побыстрей поставить его на ноги.
— Однако в разгар болезни вы все-таки ходили на презентации новых альбомов в «Метелицу» и в «Кристалл».
— Вырвалась с неимоверным трудом. И то лишь потому, что не могла обидеть близких друзей.
— Это опять же отговорка. Девочка не может уехать из Москвы. Ей даже не хватит денег на дорогу.
— Так купите ей билет, если вы о ней так печетесь.
— Дело не только в билете. Она сочинила песни, которые вы исполняете.
— Ну, хорошо, хорошо. Отдам я ей эти несчастные деньги.
— Когда?
— Сегодня у нас что? Среда?
— Вторник.
— В пятницу я получу гонорар за гастроли в Мурманске и отдам. Меня ведь тоже динамят — будь здоров, тоже бегаю за ними, как собачонка. Пусть она позвонит мне в пятницу вечером, и в субботу я отдам деньги. Только пусть сама звонит».
Фрагмент третий. Начало ноября.
«— Почему?
— По кочану! Не годятся они мне.
— Людмила Николаевна, сами подумайте, что вы говорите! Разве такие песни могут не нравиться?! Вы же сами ухватились за них обеими руками, исполняли на всех концертах. Их принимали на ура.
— Больше петь не буду. Это была какая-то случайность. Сейчас я гастролировала по волжским городам, там они все провалились. Я убираю их из репертуара. Пускай отдает кому хочет.
— То есть вы хотите сказать, что больше не будете петь ни «Любовь — извечная загадка», ни «Ослепительное солнце», ни «Табунщика».
— Вы чрезвычайно догадливы. Именно это я и хочу сказать.
— Странно, очень странно. Но — вам решать.
— Как-нибудь без вас разберусь, что мне делать.
— Тем не менее, Людмила Николаевна, в принципе эти песни были вами одобрены и неоднократно публично исполнялись. Поэтому хоть какую-то часть денег вы должны заплатить Янине.
— Благотворительность — не моя стихия.
— Это единственные ваши слова, которым я верю. Что же касается песен… Если вы когда-нибудь их исполните, то рискуете потерять все».
— Круто! — вырвалось у Грязнова после прослушивания последнего фрагмента.
Они вдвоем сидели в кабинете Турецкого.
— Слав, ты, может быть, еще что-нибудь скажешь? — спросил Александр Борисович после долгой паузы.
— А что говорить? Я думаю, — ответил тот. — Ситуасьон такая: нужно разыскать этого парня. Других вариантов не просматривается. Но сначала нужно найти некую молодую девушку из провинции…
— Почему из провинции? Может, она из Питера.
— Там своих звезд выше крыши. Нашла бы кому показать. А она приехала в Москву и обратилась к Репиной. Та сначала вцепилась в ее песни, обещала заплатить, а потом дала от ворот поворот.
— Отказалась ли она от ее песен?
— Сейчас я ссылаюсь на ее слова. На деле же… Что она пела в День милиции? — Он взглянул в программу концерта. — «Любовь — извечная загадка», «Ослепительное солнце» и «Осенняя элегия». Слова и музыка Репиной. Вот тебе и ответ на вопрос. Прикарманила чужие песни, за это и поплатилась.
— Жестокая расплата.
— М-да, у этой Янины слишком рьяный защитник ее интересов. Скорей всего, лямур. Короче говоря, шерше ля девушку Янину.
— Имя не самое популярное. Но это может быть псевдоним. Молодые звездочки сплошь и рядом называют себя, как им вздумается. Камелия. Беретга, Разалия и так далее. Без указания фамилии.
Подумав, Грязное сказал:
— Озадачу-ка я этим Дениса. Он быстро разберется с этой незнакомкой.
— Будь любезен. — Турецкий взглянул на часы. — Я сейчас еду на похороны Репиной.
— Зачем? — удивился Вячеслав Иванович. — Надеешься, что туда заявится преступник?
— Бывали же такие случаи.
— Еще бы! Часто бывали. Но даже если он и придет, ты его не вычислишь. Представляешь, сколько туда явится народу?
— В общем. Я мало надеюсь выудить что-нибудь ценное. И все же интуиция подсказывает мне, что сходить нужно.
— Так бы сразу и говорил, — пробурчал Грязное. — Если интуиция подсказывает, тогда — святое дело. Других доводов не нужно.
Похороны состоялись на Введенском кладбище, на одной из его заметных площадок, куда стекались несколько асфальтовых дорожек. Здесь находились могилы известного спортивного комментатора и его брата кинорежиссера, писателя булгаковского круга, генерала. Но прежде всего в глаза бросались замысловатые мраморные сооружения с именами неизвестных, судя по датам жизни, молодых мужчин. Очевидно, это были коммерсанты, жертвы бандитских разборок.
Отдать Репиной последний долг пришли человек пятьдесят, — неожиданно мало для звезды такого статуса. Из артистической братии явился — в полном составе — только ансамбль «Аленький цветочек», с которым она выступала в последнее время. «Ничего себе ведомственная солидарность», — вспомнил Александр Борисович слова Светличного. Провожали певицу в последний путь в основном ровесники покойной, и женщины, и мужчины. Как постепенно выяснил Турецкий, это были ее друзья детства — школьные товарищи, соседи. Репина была родом из Мурома Владимирской области. Приехали родители, скромные, симпатичные люди: мать, в прошлом профкомовский деятель на заводе холодильников, отец — машинист электровоза. Все собравшиеся были очень искренни в своей скорби.
Турецкий прислушивался к тому, какие разговоры ведутся вокруг, поспрашивал кое-кого и понял, что до переезда в Москву и до начала артистической деятельности Репина была очень душевным, деликатным человеком. Она вечно боялась кого-либо побеспокоить, кому-то быть в тягость, всегда стучала в дверь, прежде чем войти. Ее отзывчивость превышала все мыслимые пределы: оставить ли собаку на время отъезда в отпуск, попросить ли сходить отнести в собес какие-нибудь документы, сбегать в аптеку за лекарствами, кого-то встретить на вокзале и помочь донести вещи до дома — тут Людмила первейший помощник, в трудную минуту многие сразу бросались к ней. Такой стиль жизни был каждодневным способом ее существования. Все для других, и ничего — для себя.