— …Я вдруг решил, что цель всей моей жизни — вступить в папскую армию. Наверное, заразился местным безумием. Итальянцам хорошо — они рождаются с головой набекрень, а я-то ничего не понимал, только разевал рот, глазел по сторонам и, наверное, выглядел как последний дурак. В общем, послужив в папском войске, которое почему-то состояло сплошь из иноземцев, а воевало с сицилийцами, оказавшимися самыми настоящими норманнами, я сказал: «Хватит! Еще немного, дружище, и ты окончательно спятишь в этой стране дешевого вина, сговорчивых девчонок и правителей, всегда готовых вцепиться в глотку друг другу. Италия прекрасна, но тебе лучше держаться от нее подальше».
— Что же случилось потом? — спросил Гисборн, стараясь не засмеяться.
— Ничего примечательного, — безмятежно отозвался Мак-Лауд. — Покидал в мешок имевшееся барахло, расплатился с долгами, сказал приятелям «Счастливо оставаться» и дал деру. Подумал, что настала пора глянуть, как обстоят дела на Острове. Человеку, как я не раз убеждался, хорошо только дома.
— Тогда почему ты не в своем, как его… — Гай тщетно попытался вспомнить не раз упоминавшееся Мак-Лаудом название его родного не то города, не то просто поселения, затерянного где-то на севере в шотландских горах.
— Не в Гленн-Финнан? — Дугал презрительно хмыкнул. — Что мне там делать? Ковыряться в земле или развлекать соседей всяческими россказнями? Кроме того, мне не стоит лишний раз показываться в наших краях. Короли умирают, но у их слуг память до-олгая…
— При чем здесь короли? — Гисборн уже ничему не удивлялся.
Мак-Лауд внезапно замолчал, а потом неохотно буркнул, словно торопясь поскорее отделаться от неприятных воспоминаний:
— Лет десять назад я случайно прикончил одного типа… Сейта, англичанина. Командира отряда, стоявшего в Гленн-Финнан. По нашим, шотландским законам, правда была на моей стороне, а вот по уложениям Старого Гарри кое-кому предстояло на завтрашний день сплясать в воздухе. И происхождение не спасало. Для королевских псов что шотландское дворянство, что наши же вилланы — все едино. Я, конечно, в ту же ночь удрал из-под стражи, но мой папаша мудро решил не рисковать и не ссориться с англичанами, укрывая нашкодившего сынка. Он указал мне на дверь. Тогда-то я жутко разозлился, но теперь понимаю, почему он так поступил. Мне, младшему в роду, все равно ничего не полагалось — ни земли, ни денег. Рано или поздно пришлось бы уходить из дома, искать покровителя, поступать на службу… Тогда я подумал, что у меня имеется все, что нужно человеку — меч и голова на плечах. И отправился на поиски двух самых непостоянных вещей в мире — славы и золота, сам по себе и сам за себя. Ежели я теперь заявлюсь домой, семейство не слишком обрадуется. Папаша наверняка уже отдал Богу душу, значит, всем заправляет мой старший братец, Малкольм. Ему совершенно не нужен нахлебник, да еще с моим характером и привычкой встревать не в свои дела. Такая вот история, — Дугал кривовато ухмыльнулся. — Хватит обо мне. Скажи-ка лучше, ты запомнил, что наговорил отец Колумбан о том, как нам побыстрее добраться? Я обычно не мудрил: ехал от одного города до другого. Там порасспросишь, здесь узнаешь что-нибудь полезное… В любом рыцарском копье найдется местечко для человека, умеющего обращаться с оружием. Гэллоуглас редко остается без работы.
— Кто? — переспросил Гай. Мак-Лауд довольно бойко и правильно говорил на норманно-французском, если не считать тягучего акцента и привычки время от времени вставлять словечки родного гаэльского языка.
— Наемник, — кратко пояснил Дугал, в очередной раз награждая своего коня резким ударом поводьев и пинком в брюхо. Долговязый серый жеребец, купленный в Руане и, несмотря на хвалебные речи продавца, обладавший крайне скверным нравом, зло фыркнул. Гай подозревал, что шотландец нарочно выбрал именно такую норовистую и коварную скотину, чтобы потягаться с ней в упрямстве. Ездить на обычной покладистой лошади он, разумеется, считал ниже своего достоинства. — Так как насчет дорог?
— Сначала до Алансона, — принялся вспоминать подробные наставления святого отца сэр Гисборн. — От него пять или шесть дней по хорошей дороге до Тура через Ле-Ман. В Туре надо найти корабль, уходящий вверх по Луаре. Как утверждал отец Колумбан, это нетрудно — сейчас осень, время ярмарок, и Луара больше похожа на проезжую дорогу, чем на реку. Плыть нам до города Невера, а если повезет, до Роана. Потом сходим на берег и отправляемся в Лион, до него там рукой подать. Оттуда уже проще простого: либо кораблем вниз по Роне, либо верхами вдоль берега. Заблудиться невозможно. Рона впадает в Средиземное море, неподалеку от ее устья стоит так необходимый нам порт Марсель, где мы подыскиваем корабль, который довезет нас до Константинополя. Через месяц-полтора, если все пройдет благополучно и на нас не свалится какая-нибудь столь любимая тобой неприятность, будем на месте.
— Послушать тебя, так попасть в Константинополь — проще, чем с бревна упасть, — вполголоса заметил Мак-Лауд.
— Если не собьемся с дороги, то да, — кивнул Гай.
— Не доверяю я этим кораблям, рекам и морям, — упрямо стоял на своем шотландец.
— Потому что плавать не умеешь, — съязвил Гисборн, припомнив шумное знакомство их маленькой компании с Мак-Лаудом в Дуврской гавани. — Согласен, самое трудное — дорога из Марселя в Константинополь. Но благодаря покойному мэтру Лоншану мы теперь люди богатые, так что наверняка нам подвернется сговорчивый капитан и быстрое суденышко. Кстати, тебя во время столь лихих странствий случайно не заносило в Константинополь?