* * *
Ее бедро было выточено из теплого дерева, гладкое, упругое. Оно терлось о Роба, взывая к древнему, как солнце, инстинкту.
Он сомкнул пальцы на округлом, желанном. Лежал, не открывая глаз, ласкал и гладил, наслаждаясь простотой и нежностью этого безмысленного движения. Рука отправилась выше, заползла под рубашку. Грудь была маленькая, почти детская. Но его ладонь встретила по-взрослому, наградила заостренными пулями сосков.
Роб находил все новые поводы для восторга: нежные, хваткие ладони ночной гостьи, без стеснения взявшие в окружение его естество, мягкие губы, принявшиеся целовать грудь и живот, спускаясь все ниже и ниже. Господи боже, подумал Роб. Но тут женщина передумала. Роб не сдержал разочарованного стона, но она уже запрыгнула сверху, тисками сжала бедра стрелка своими и начала ерзать, направляя его в себя. Ноги отнялись, низ живота скрутило от похоти. Роб хотел перевернуться, схватить женщину за волосы и показать, кто тут хозяин… Он дернул правой рукой, боль сорвалась с цепи и помчалась от запястья выше, сжигая все на своем пути.
От крика у Роба треснули уголки губ. Наваждение как рукой сняло. Он попытался вскочить, но не смог. Роб по-прежнему лежал в трейлере, под свисающими с потолка конскими хвостами. Его рука! Культя была перемотана тряпкой и притянута к кровати отдельным ремнем. Наконец Роб смог разглядеть женщину. Индианка, лет шестнадцати, смуглая, тоненькая. Она скинула с плеч лоскутную рубашку и сидела обнаженная, руками упираясь ему в грудь. Голова запрокинута. Роб видел плотно сжатые губы, белый шрамик под носом, она шумно тянула воздух ноздрями, волосы черной беспорядочной волной скрывали лицо. Ее задница не останавливалась ни на миг.
Он попытался сбросить с себя девушку, но та до боли стиснула бедра и продолжила скачку. Огонь поселился меж ее бедер, адское хохочущее пламя.
Каждое движение отдавалось в руку, рана пульсировала, точно из нее наружу хлестала лава. Никогда Роб не чувствовал ничего более жуткого и страстного одновременно. Он словно расплавился в этом горниле, стал кипящим оловом, чтобы наполнить ее сосуд собой и застыть новой, идеальной формой.
Левая рука стиснула запястье девушки. Какая-то часть мозга, слишком холодная и циничная, чтобы тонуть в пламени утех, отметила, что вверх по руке идет выпуклая татуировка. Спираль, состоящая из множества мелких рисунков.
В этот миг девушка приблизилась к пику.
Удары ее бедер стали еще агрессивнее. Она завыла, опустив голову к самой шее Роба. Он чувствовал, как ровные мелкие зубы касаются его кадыка. Молот поднимался и опускался, сплющивая Роба, выжигая его вены смесью кокаина и амфетамина, сдобренной щепотью смерти.
Они бились в унисон, исступленные звери, Роб и девушка. Оба кончались, она от страсти, он в агонии. Девушка накрыла его рот своим и начала кричать, используя его глотку, как трубу. Роб зазвучал, как орган. Он чувствовал, что его ноздри вдыхают воздух для них обоих. Что-то неописуемое творилось с его телом. Должно быть, так стартуют баллистические ракеты. И тогда он начал кричать в нее в ответ и кричал до тех пор, пока не расстрелял весь боезапас.
* * *
– Твоя племянница… позови ее.
Старуха покачала головой. Несмотря на жару, она зябко куталась в теплый халат, вероятно, утащенный из какой-то древней гостиницы. Эмблема отеля на груди – грязноватый лоскут алой ткани. Как орден. Как вырванное сердце. Как символ утраченной чистоты.
Старуха пожала плечами:
– У меня нет племянницы.
Роб моргнул.
– Внучка?
– И внучки нет.
– Но здесь была юная девушка…
Роб замолчал. Сейчас он уже не был уверен, что видел то, что видел. И чувствовал то, что чувствовал.
Она была юной и красивой. Никогда прежде он такого не ощущал.
Роб помедлил. Если это бред, то, черт побери, неплохо бы, чтобы этот бред иногда повторялся.
– Бывают и просто сны, – сказала старуха ехидно.
Усмехнулась. У Роба вдруг свело затылок. Не может быть! На мгновение ему показалось, что он узнает в ухмылке старухи ночную гостью…
Нет, ерунда. Просто они родственницы, а старуха почему-то скрывает…
«Татуировка». Сознание ухватилось за спасительную мысль.
– Покажи руку, – сказал Роб.
Старуха подняла ладони, повертела ими перед носом у Роба. От ее рук пахло какой-то едкой травой. Чернильные вены проступали сквозь кожу цвета глины.
– Рукава, – сказал он. Бессильно дернул левой рукой, точно хотел схватить старуху и притянуть к себе. Старуха ухмыльнулась. Рукава ее халата были плотно примотаны к запястьям.
– Некоторым тайнам место в могиле, – сказала старуха. И уползла под свое одеяло на другую половину трейлера, загремела оттуда каким-то хламом.
На пепелище ее руки были обнажены. Он видел узоры на ее предплечьях. Те же? Такие же?
Просто они родственницы, сказал он себе. Одно племя, одна семья. Ритуалы… Может, секта…
И сам же себе не поверил.
Через два дня Роб проснулся и обнаружил, что ремни исчезли. Он был свободен.
– Тебе нужно лежать, иначе рана откроется, – раздался резкий старухин голос.
Роб покачал головой. Начал подниматься…
Старуха кивнула.
– Я знала, что так и будет. Ты один из тех мужчин с каменным лицом… и куриным мозгом, которые всегда поступают по-своему. Впрочем, вы даже без головы можете встать и бегать.
Роб помолчал. Он не понял, что она хочет этим сказать, – или не хотел понимать. Роб с трудом выпрямился, мышцы отвыкли. Слабость такая, что он только усилием воли заставил колени не дрожать.
– Мне нужны лошадь и оружие. Заплатить я не могу.
По лицу старухи скользнула усмешка:
– Ясно, что не можешь. – Она шустро, для ее возраста, поднялась. – Лошади у меня нет, а оружие… Пойдем со мной.
…«Кольт Уокер», прочитал Роб надпись на стволе.
Огромный револьвер. Такой древний, что казался космическим кораблем Предтеч, опустившимся на Землю задолго до появления динозавров. Время отполировало его до блеска. Время и сила убийства. Роб, даже не взяв еще револьвер в руки, чувствовал заключенную в оружии мощь. Словно физическое ощущение сгустившейся в комнате грозы.
– Тяжелый, – сказал Роб, не зная, что еще сказать. Он протянул руку и вытащил револьвер. «Она что, издевается?»
– Патроны? – начал он и замолчал. Чертов тупица, какие еще патроны? Это капсюльный револьвер, созданный пару веков назад, задолго до Гражданской войны. Лучшее, что можно получить, мешок окаменевшего пороха и горсть помятых свинцовых шариков.
Старуха покачала головой, словно прочитала его мысли. Тяжело вздохнула. Ушла и вернулась с деревянным ящиком. Дерево было старым, но прекрасно сохранилось, только кое-где облупился лак. Латунные детали и уголки потемнели от времени.
– Открой, – велела старуха.
Замок настолько закис, что его пришлось сломать ножом. Ящик наконец открылся. Ярко-красный цвет ударил по глазам, Роб выдохнул. Красная бархатная обивка.
Роб присвистнул. Вот это да.
Устройство для отливки пуль. Машинка для закатки патронов. Огромная латунная пороховница с гравировкой – битва индейцев с техасской кавалерией. Полный набор инструментов для чистки и разборки оружия. Куча латунных гильз в жестяной коробке из-под леденцов. Капсюли в металлической капсюльнице. Неужели они до сих пор могут сработать? Роб покачал головой. Да уж. И небольшой увесистый мешочек – Роб взял его, развязал одной рукой, перевернул над коробкой…
Из мешочка рекой потекли пули, разбежались по красному бархату. Роб моргнул. В первый момент не поверил своим глазам. Это был не свинец.
– Золото?
В каком-то смысле он даже не удивился – настолько все переменилось с появлением ведьмы. Словно Роб попал в мир магии, где золотые пули были обычным делом. Одним из условий существования сдвинутой реальности. Старуха смотрела молча и чуть насмешливо.
Роб взял один из шариков, поднес к глазам.
Золотая пуля. Красиво. «И дорого».