— Что вы, что вы! — засуетился Кресс. — Мы сию же минуту устраним все недоразумения. — Его красноречивый взгляд в мою сторону заставил почувствовать себя виноватым.
Наступила неловкая пауза. Женщина так глядела на меня, что вынудила нарушить молчание первым. «Экая впечатлительная особа», — подумал я, а вслух произнес:
— Значит, книжки сочиняете?
— Пытаемся, в меру своих сил, — Капустин самодовольно ухмыльнулся. — Многие находят весьма забавным-с.
— Про мертвецов? — я хитро прищурился.
Писатель искренне расхохотался и пригладил свои волосы.
— Жорж хотел сказать — его творчество почитают, — вмешалась Елизавета. — От его историй становится просто дьявольски страшно, сердце так и стучит…
— Дорогая, не смущайте же меня перед любезными господами, — Капустин поцеловал жене ручку Но в облике его не промелькнуло и тени смущения. — Знаете, Яков Михайлович, я оказался приятно удивлен впечатлением от нашей встречи. По словам Семена Ипполитовича вы представлялись этаким, извините за выражение, нелюдимым сухарем.
— Вот как? — я посмотрел на Кресса — тот всем своим видом взывал к заступничеству писателя.
— Нет, вы не подумайте, — поспешил объясниться Капустин. — Это я образно, с присущей мне тягой к преувеличению. Разрешите же засвидетельствовать вам наше с Елизаветой самое искреннее почтение.
Я взглянул на его супругу, которая как раз собиралась что-то добавить:
— А вы книги любите, Яков Михайлович?
— Бывает, конечно, но не увлекаюсь, — ответил я. — Особенно ежели страсти всякие. Оно ведь как выходит: пока молодой — все времени в обрез, а состаришься — и глаза устают, и разумения не хватает…
— Полноте вам! — недоверчиво улыбнулся Капустин.
— А что читаете, если не секрет? — продолжала Елизавета.
— Бывает, что стишки там разные… — я засмущался.
— Господа, вынужден вас прервать, — вмешался в нашу дискуссию Кресс. — Вы уж не серчайте, но служебные обязанности неволят. Надобно мне сегодня еще несколько поручений исполнить.
— Что ж, Семен Ипполитович, тогда не смеем тебя отвлекать, — я оглядел всех присутствующих. — Полагаю, от меня ожидается решение? Раз на то воля Божья, чтоб употребить старика к делу, пусть оно так и будет.
Краем глаза я заметил, как сразу посветлело лицо Елизаветы Гурич-Капустиной.
И вот теперь известный писатель, его супруга и ваш покорный слуга едем в крытом экипаже в бывшую тюрьму под названием Зеленые Камни, в стенах которой я последний раз находился, если не ошибаюсь, почти десять лет назад. Внутри экипажа было гораздо уютнее, поскольку болота остались там, снаружи, а деревья, проплывающие за окном, вносили столь недостающий элемент движения в весь этот остановившийся пейзаж.
— Неужели это единственная дорога туда? — спросил меня Капустин, сидя напротив и покуривая папиросу через длинный дорогой мундштук. Похоже, запах болот больше его не раздражал.
— По крайней мере, единственная известная, — ответил я. — Наверняка есть какие-то тропы, про которые ведают лишь охотники да дикое зверье.
— Интересно, а долго его искать пришлось, путь этот?
— Насколько мне известно, никакой дороги раньше и в помине не было, — продемонстрировал я свои познания. — Ее очень долго прокладывали, перевозили сюда несметное число подвод с камнем и землей. Сколько в трясине сгибло рабочего люду и животины — тоже не счесть.
— Экая штука! — покачал головой Капустин. — И ради чего все затевалось? Иного места, что ли, сыскать не могли?
— Но даже после окончания работ несчастных случаев было — хоть отбавляй, — продолжал я. — Чуть отклонится какой-нибудь экипаж от дороги — и прямиком в болото. Особенно зимой плохо дело было: едешь как будто по твердому, а это лед. А подо льдом — сами понимаете что.
— Страху нагнали, Яков Михайлович, — снова покачал головой писатель. — А наш-то возница не заплутает?
— Не беспокойтесь, — поспешил я его успокоить. — Еще на моем веку по краям дороги столбики вкопали. Но начальство все равно наведываться в крепость из города не жаловало. Только в самых непредвиденных случаях.
— А были такие? — сразу оживился Капустин.
Я молча кивнул.
— А ведь это, на самом деле, была отличная идея, — он стряхнул пепел за окно экипажа. — Тюрьма, окруженная со всех сторон болотами. Наверное, сбежать отсюда было чертовски непросто?
— Вы абсолютно правы, — согласился я. — Единственная оттуда дорога, по которой мы сейчас едем, блокировалась несколькими кордонами, а соваться в болота, как вы понимаете, было равносильно самоубийству.
— Неужели никому не удалось убежать? — спросила мадам Капустина, вздремнувшая на плече мужа.
— Было несколько случаев. Правда, беглецам удавалось покинуть лишь саму крепость, а так как вариант с дорогой исключался, единственный их путь лежал через болота. Ну а там их судьба была полностью в руках Всевышнего. По крайней мере, никто о большинстве из этих людей никогда уже не слышал.
— Значит, все они… — Елизавета многозначительно недоговорила.
— Кто знает… Может, кому-то и повезло, но это маловероятно. Скорее всего, сгинули в трясине. Некоторых, кстати, впоследствии находили — пренеприятное зрелище, доложу я вам.
— Сколько невинных душ покоится на дне этих мрачных болот, — задумчиво произнес Капустин и что-то чиркнул в своем блокноте.
— Вот видишь, Жорж, я не зря чувствовала какие-то дьявольские флюиды! — снова ожила его супруга.
— О, да, дорогая, это кости утопленников звали тебя к себе, — замогильным голосом изрек Капустин и неожиданно схватил жену за плечо.
— Перестань! — она отмахнулась от него перчаткой. — Простите, доктор, я ненавижу, когда Жорж относится ко всему этому так несерьезно.
— Получается, что это была одна из самых надежных тюрем, — Капустин заложил руки за голову. — Именно поэтому у нее была особая клиентура, не так ли, мсье Савичев?
— А вы, я вижу, прекрасно осведомлены, мсье Капустин?
— Совсем немного. Прошу вас, Яков Михайлович, расскажите мне о Зеленых Камнях поподробнее. Да что там, я желаю узнать о них все!
Я улыбнулся, посмотрел в окно, в котором то и дело мелькали ветви низкорослого болотного кустарника, и спросил Капустина:
— А почему вам вдруг вздумалось написать именно о Зеленых Камнях?
Он внимательно посмотрел на меня, словно мой вопрос озадачил его, затем рассмеялся:
— Видите ли, писать все время о демонах, кознях дьявола и оживших мертвецах утомляет. Да и этим сейчас не удивишь нашу огрубевшую публику, а взволновать все это может разве что, пардон, только наивную девственницу-гимназистку. Мое же мнение таково, господин доктор, что реальность гораздо страшнее вымысла. Ведь после прочтения коротенькой заметочки в бульварной газете о каком-нибудь несчастном, удавившемся в порыве отчаяния, становится жутковато и погано на душе, чего роману про чудовищ достичь не удастся никогда, как бы живописно автор их ни изображал. Страшная реальность — вот что привлекает и пугает одновременно.
— В какой-то мере согласен с вами, — произнес я.
— Ну а что касается Зеленых Камней, — продолжал он, — о них ходит столько всяческих слухов и небылиц, что я решил удовлетворить неподдельный интерес публики, но не придумывая фальшивые байки, а описав несколько реальных моментов из жизни тюрьмы, лично побывав в ее стенах, окунувшись в ее атмосферу и поговорив с вами, живым очевидцем. Вот скажите мне, Яков Михайлович, есть ли во всех этих историях, что гуляют по Петербургу, хоть малая толика правды?
Блеск вдохновения в его глазах был настолько сильным, что я решил немного подлить масла в огонь:
— Честно говоря, я толком почти не слышал ни одной из них, но могу вас уверить, что те реальные случаи, очевидцем которых я был, заставляют поблекнуть все сказки, которыми тешит себя скучающая публика.
— О-о-о, — мадам Капустина прикрыла рот ладонью.
— Очень надеемся услышать хотя бы некоторые из них, доктор, — писатель сделал умоляющее лицо. — Но сначала все-таки расскажите немного об особенностях этих мест.