Следователь с виду был человек как человек, и вопросы он задавал простые: имя, фамилия, возраст и всякое такое прочее. На мои попытки выяснить, что собственно происходит, почему меня схватили на улице и доставили в полицию, следовал жёсткий ответ: всему своё время. Лишь один раз улыбнулся проницательно и ответил вопросом на вопрос:
— А сами не догадываетесь?
О чём можно догадываться? Я гражданин настолько добропорядочный, что даже биографией не обзавёлся, сплошное: «нет, не был, не имел…» Даже не участвовал ни в чём, разве что в советскую эпоху в коммунистических субботниках. Но за это пока в полицию не забирают.
Я уже собрался высказать всё это на повышенных тонах, как следователь перешёл к делу.
— Вы обвиняетесь в том, что в период с пятнадцатого мая по пятнадцатое сентября сего года вами были похищены и изнасилованы сто восемнадцать девочек двенадцати-тринадцати лет.
Наверное, я должен был упасть в обморок или расхохотаться, но обвинение звучало столь нелепо, что я также нелепо начал оправдываться:
— Помилуйте, мне семьдесят лет, я и женой-то уже не сплю, какие могут быть девочки, да ещё каждую ночь?
— Ещё бы вы могли спать с женой после столь бурных приключений.
— Да нет, ерунду вы говорите. Как это возможно, за четыре месяца похитить сотню маленьких девочек? Они, что, сами за похитителем шли?
— Не просто за похитителем, а за вами. Тут есть одна тонкость. Вы пожилой человек, к тому же, у вас интеллигентная внешность. Вас не боятся, подпускают близко. Так и быть, расскажу, что делаете вы… Вы хватаете ребёнка, запихиваете в машину, скотчем заклеиваете рот и связываете руки, на голову накидываете мешок, так что жертва не может видеть, куда вы её везёте. Просто удивительно, что ни одна из ваших жертв не задохнулась. Вы будете оправдываться, что не убили ни одной из похищенных девочек, но вы же понимаете, что это чистая случайность. Ну что, дальше расскажете сами или мне продолжать?
— Какой бред вы несёте, — только и смог выдавить я.
— Хорошо, продолжим. Связанную жертву вы отвозили на вашу московскую квартиру, где всю ночь насиловали. Адрес квартиры пока не установлен, но вы же понимаете, что это вопрос времени.
Наконец меня прорвало.
— Прекратите паясничать! — закричал я, и сам удивился, какой у меня тонкий, дребезжащий голос. — Какая, к чёрту, московская квартира? У меня никогда не было московской квартиры! Я и в Москве уже десять лет, как не был. И автомобиля у меня нет, и прав — тоже. Я и ездить-то не умею. Так что придумайте что-нибудь поумнее. Изнасиловать я тоже никого не смогу, даже если бы захотел; у меня простатит, это вам любая экспертиза скажет.
Я задохнулся и замолчал.
— Про экспертизу вы удачно вспомнили, — медленно произнёс следователь. — Так вот, экспертиза утверждает, что на обуви, одежде, на телефонах пострадавших, которые вы отнимали, а потом возвращали, прежде чем отпустить девочек, остались отпечатки ваших пальцев.
— Откуда у вас мои отпечатки?!
— Не беспокойтесь, имеются. А если понадобится, снимем ещё. Кстати, биохимическая экспертиза — знаете, что это такое? — однозначно говорит, что все сто восемнадцать девочек изнасилованы одним человеком, и этот человек — вы.
Дальше помни плохо. Кажется, я орал, призывая засунуть результаты экспертиз в задний проход и доказывая, что невозможно каждый день кататься из Питера в Москву и обратно, а следователь усмехался и говорил:
— Зачем же каждый день? Достаточно изредка. Кто вас в Питере видел? Пенсионер, тихоня, сидит в квартире безвылазно. Вас только жена и видит, так она человек заинтересованный, её алиби можно не принимать во внимание.
В конце концов, мне стало худо с сердцем, следователь вызвал врача, и в себя я пришёл только в камере. Хорошо хоть инфаркта не случилось, что вполне могло быть. Действительно, вышел в магазин, творога купить, ещё чего-то, а тут подошли товарищи в штатском, без долгих разговоров запихнули в машину — и понеслось. Не скажу, как московских девочек, а меня следователь изнасиловал по полной программе. Теперь осталось только с утра домой отпустить.
С утра никуда меня не отпустили, а вновь потащили к дознавателю. Тот сидел в своём кабинете, и вид у него был такой, словно он и не выходил из него всю ночь. Хотя, кто их знает, дознавателей… это мне вкололи какую-то пакость, я и спал без просыпу, а на его долю пакости не хватило, так он сидел и умышлял.