Разве раньше это было непонятно? За всё нужно платить. За всё. Только плата разная.
Тут дома, где прошла вся его жизнь вместе с мамой, откуда бежал, чтобы никогда сюда не возвращаться, он вдруг почувствовал, что совершенно не желает идти обратно в шикарную квартиру Лены. Тут в этой простой гостиной со старым телевизором и диваном застеленным пледом, который мама вязала несколько месяцев, Антон неожиданно почувствовал, что идёт по жизни куда-то не туда. Не в ту сторону в которую толкала мама, а в ту, что придумал он сам. Которая казалась ещё совсем недавно единственно-правильной.
А зачем? Для денег. Да, для того чтобы иметь деньги. Не гнуть спину в кафешках официантом. Не бегать по городу курьером. Но ведь для того чтобы этого не происходило можно делать что-то ещё. Есть много способов получить свободу, заработать деньги. Но это трудный путь. Легче найти богатую девчонку. Теперь стало ясно – это не так. Он вдруг остро почувствовал, как теряет в той новой жизни самого себя. Своё я – которое так превозносила мама. И, чтобы понять это нужно было уйти, а потом, спустя некоторое время вернуться.
В маленькой комнате, что знала все его секреты сел на кровать. Окинул взглядом стены завешенные плакатами. Усмехнулся. Ничего не изменилось с тех пор как он ушел. Хотелось быть самостоятельным, независимым. Приводить девчонок не в комнату подростка, а в квартиру с огромной кроватью, с красными обоями и подсветкой в стенах. Хотелось чего-то того, что показывают по телевизору и печатают в журналах. А не эту маленькую комнатушку с плакатами и залепленным наклейками шкафом. Зачем они вообще нужны, эти монстры, роботы, орки, хоббиты, супермен и Шерлок? Зачем они здесь?
А ведь когда-то покупал новый журнал с плакатом, словно что-то драгоценное приносил его домой и любовно подыскивал место. Лучшее. Это было, но это ушло.
У стены с плакатами он стоял и вспоминал. Только теперь уже не понимал, зачем клеил всё это. Антон протянул руку, дёрнул бумагу, что оттопырилась от времени или просто была приклеена неаккуратно. Лист треснул. Следующий и ещё один, и уже пол стены свободны от полутёмного гнёта ужастиков. Хотелось рвать и рвать, чтобы больше ничего не напоминало о том как было. Бумага мялась и лопалась под быстрыми движениями пальцев, уже ничего не могло остановить эти рывки. Он хватал, тянул. Бросал на пол и снова рвал.
Встал на стул, чтобы дотянуться до верхних рядов, потянул плакат и из-под него выпала белая бумажка, вчетверо сложенный лист. Он упал на стол. Антон взял, развернул. Расписка.
В расписке говорилось, что некая Козлова Н.И получила от Валентины Комаровой денежную сумму в размере пять тысяч долларов.
Сама расписка – обыкновенная бумажка. Ну дал кто-то кому-то деньги ну и что. Но место куда она была спрятана показалось Антону странным. Ведь это и не тайник вовсе. Кто-нибудь когда-то стал бы снимать эти плакаты. А если бы это стал делать он сам, то он сам и нашел бы листок.
Означало ли это, что мама хотела, чтобы он его нашел?
Теперь, он задумался ещё больше.
Одно из немаловажных обстоятельств среди других, тоже вполне немаловажных было то, что с Леной он всегда попадал в самую гущу событий. Клубы, рестораны и бары. Бесконечные вечеринки у Лены, у друзей, у кого-то ещё совсем незнакомого. Жизнь кипела и бурлила, и порой казалось, что так он жил всегда. Антон чувствовал себя нужным, просто необходимым всему этому людскому сборищу. Ощущал себя почти звездой или знаменитостью, хотя прекрасно понимал почему так происходит. Но избавиться от этого просто не мог. Зависимость от этой популярности слишком сильно держала в невидимых кандалах.
Антон понимал, что он – приложение, но совершенно не чувствовал себя этим приложением. Он мысленно менялся с Леной местами. Он представлял, что не он с ней, а она с ним. Часто забывал, что без неё он никто, о значении какое она имеет, о влиянии которое оказывает. Забывался и это нравилось ему. Он чувствовал, что может заходить далеко, очень далеко. Чувствовал её снисходительность и этим пользовался. Только иногда в шутливой перебранке она могла, как бы ни нарочно напомнить ему его место. Да и то, скажет сама не поймёт, а он остановится, прислушается. Вспомнит и снова забудется.
У него не было злости, ведь она как ребёнок, скажет, а потом ластится. И что тут можно поделать? Пусть говорит, если хочет. Пусть. Только чтобы никто не слышал.
***
В воскресенье собирались на вечеринку к Максиму. Сорок пять он пригласил отметить в «Софии» – лучшем отеле города.
Лена – в жемчужном платье, с зачесанными на одну сторону волосами, в невероятных туфлях на высоченном каблуке – выглядела сногсшибательно. Антон в светло-сером костюме, который она купила ему для этого приёма чувствовал себя богом Аполлоном. Когда Лена останавливалась у зеркал, он кидал быстрый взгляд на себя. Не дай бог, чтобы никто не заметил, что он любуется собой.
Да, ему нравилось всё. Мраморные лестницы отеля, стеклянные лифты, сдержанный колорит ресторана. Он ощущал себя своим, среди этих людей. Чувствовал взгляды женщин, рукопожатия мужчин. Он был здесь на своём месте и совсем не хотел отсюда уходить. Никто и не гнал его, с чего он вообще решил, что кто-то захочет его прогнать?
Поздравления и речи, музыка и смех. Платья, костюмы, ароматы парфюмов. Взгляды, жесты, улыбки. Сдержанные приветствия, напитки и закуски.
Он – на вершине мира. Он там, где должен быть.
Кто-то толкнул сзади, Антон обернулся. Невысокая женщина со строгим лицом быстро глянула и произнесла почти сквозь зубы:
– Простите.