Я бросила взгляд на часы и замедлила шаги. Было еще без двадцати десять. Что-то я сегодня слишком быстро добралась до работы. Видимо, сказалась нервозность последних дней.
Впрочем, не одна я так рано явилась на работу. На стене банка висел человек в строительной люльке, который драил губчатой шваброй стеновое покрытие из полированного гранита. Сделав небольшой крюк, чтобы на меня не попала мыльная вода, я вошла в холл.
На входе снова дежурил Вася. Увидев меня, он оживился.
— О, Жень, ты прямо ранняя пташка! Перед новым начальством выслужиться хочешь? Брось, все равно не оценят! Послушай лучше анекдот. Прикинь, мужик возвращается из командировки на день раньше, а в прихожей…
Я не дослушала его и скрылась в своем кабинете.
Навела порядок на столе, включила компьютер, пересмотрела оставшиеся со вчерашнего дня документы. Хотела уже приступить к подготовке квартального отчета, как вдруг зазвонил телефон.
На этот раз я сразу узнала Антона Степановича.
— Евгения Николаевна, — проговорил он несколько сухо, — зайдите, пожалуйста, ко мне. И прихватите все материалы по кредитованию ООО «Астролябия».
— Мне нужно несколько минут, чтобы их собрать.
— Постарайтесь сделать это быстрее.
Я вспомнила вчерашнюю сцену в его кабинете, невольным свидетелем которой оказалась. Тогда Меликханов распекал его именно из-за этой «Астролябии». Все понятно — Карабас хочет оправдаться с документами в руках.
Тут выяснилось, что не все материалы у меня под рукой, некоторые хранятся у Ларисы. Ну, если Карабасу нужно, он сам ее вызовет. Я сложила материалы в папку и отправилась на четвертый этаж.
Дверь переговорной, которую Антон Степанович превратил в свой кабинет, была приоткрыта. Я негромко постучала в нее, не дождалась ответа и вошла внутрь.
В кабинете было полутемно — почему-то в нем были задернуты плотные зеленые шторы. Когда я открыла дверь, эти шторы словно ожили от сквозняка, надулись, как паруса под свежим ветром. За письменным столом никого не было, и в первый момент мне показалось, что в комнате вообще пусто. Но затем я боковым зрением заметила движение слева от двери и повернулась в эту сторону.
Слева от входа, возле стеллажа с документами, стоял спиной ко мне крупный, широкоплечий человек. Он доставал какую-то папку с нижней полки, поэтому довольно низко наклонился, и я сперва приняла его за Карабаса.
— Антон Степанович, вот эти документы… — проговорила я в широкую спину.
Человек возле стеллажа медленно распрямился и повернулся ко мне.
Это был не Антон Степанович.
Это был Меликханов. Лицо его было красным от раздражения и недовольства, а при виде меня оно еще больше покраснело.
Внезапно я вспомнила свой сегодняшний сон. И еще — реальное событие двадцатилетней давности. Событие, которое я так хотела, но не могла забыть.
Нет, это был не Меликханов, а я была не взрослой, самостоятельной женщиной, банковской служащей с приличным окладом, а смертельно испуганной семилетней девочкой, забравшейся в полуразрушенный дом и вдруг столкнувшейся с чем-то непонятным, с чем-то непонятным и страшным. Девочкой, заставшей в этом доме взрослого человека с красным от ярости лицом. Точно так же он повернулся тогда ко мне, раздраженный, разъяренный.
Вся эта сцена внезапно с потрясающей отчетливостью всплыла в моей памяти. И на этот раз мое сознание не выдержало. Перед моими глазами вспыхнул яркий свет, сменившийся полной темнотой.
Пришла в себя я от холода и от боли в спине.
Я пошевелилась, застонала и попыталась приподняться.
И только тогда окончательно поняла, что лежу на паркетном полу, что рядом со мной стоит громоздкий письменный стол, а в спину мне врезался какой-то острый предмет.
Я приподнялась повыше и скосила взгляд на то, что причиняло мне такую боль. Это был осколок синего стекла. Видимо, падая, я что-то разбила…
Тряхнув головой, чтобы сбросить остатки дурноты, я огляделась по сторонам.
Я помнила, как вошла в кабинет Карабаса, то есть в бывшую переговорную, но сейчас я находилась не возле двери, а в глубине комнаты, позади стола Антона Степановича. Сбоку от этого стола, возле его левой тумбы, на полу темнела какая-то лужица. Видимо, там растеклось содержимое разбитой мной бутылки… или не бутылки? Что же я такое разбила?
Я с трудом поднялась на ноги и огляделась.
И чуть не закричала от ужаса.
На полу, по другую сторону стола, лежал на спине Илья Артурович Меликханов. Он лежал на спине в спокойной, расслабленной позе, и его широко открытые глаза смотрели в потолок кабинета, как будто там, на потолке, он увидел что-то очень интересное. Настолько интересное, что не мог отвести взгляд.
— Илья Артурович! — позвала я его испуганным шепотом.
Хотя уже прекрасно понимала, что он не отзовется.
Потому что слишком неподвижным был взгляд его широко открытых глаз. У живых людей не бывает такого взгляда.
Кроме того, я поняла, что за лужица растеклась по паркетному полу. Эта лужица вытекала из разбитой головы Меликханова.
А рядом с его головой на полу валялось то, что осталось от массивной вазы синего стекла, которая раньше украшала невысокий столик в углу кабинета.
Так вот что за осколок впивался в мою спину!
Неужели это я? Неужели я в помутнении сознания схватила вазу и разбила голову Меликханова?
И снова я вспомнила сегодняшний сон, вспомнила, как в порыве страха и отчаяния раз за разом бью Меликханова тяжелой лопатой.
Неужели этот сон стал правдой?
Входная дверь скрипнула.