— Мы с Кюрри возвращались домой, когда увидели ее у воды. Недалеко от верфи конунга, — Оттар подошел со спины и встал за плечом, поглядывая на девушку с опаской. — Думали, мертва. Но она дышала. Принесли в дом. Уна ее раздела и отмыла. Она даже пришла в себя, поесть успела и начала с нами говорить. Только на другом языке. Кажется, вендском***. Я немного знаю его, но понимал не все. Только узнал, что она ничего не помнит, ни имени своего, ни того, как оказалась у верфи. А потом началось вот это.
Он снова указал взглядом на бедняжку. Рунвид села рядом с ней, провела ладонью по тонкой руке, ощущая, как пробегает по коже горячее покалывание. Какая сильная. И опасная. Не жар ломал ее, не лихорадка от простуды, а невиданное доселе умение: без проведения особого ритуала слышать голоса умерших. Это они мучают ее и рвут на части, а она не может с ними справиться. Им открыты все дороги в душу и голову девочки. Вот они и спешат рассказать обо всем, пока их слушают.
— При ней было что-то?
Уна кивнула и, ненадолго отлучившись за дощатую стенку, которой отделялся угол супругов от остального дома, вернулась. В руках ее оказался резной ларец, а на крышке его лежал, тускло поблескивая, золотой амулет с темно-красным, точно спелая брусника, камнем посередине.
Рунвид заглянула в короб: там были рунные дощечки. Какие-то очень старые, растресканные и потемневшие, а какие-то свежие, вырезанные недавно. Но все же занимательнее оказалась подвеска, исполненная в виде цветка с острыми лепестками. Таких не носят здешние девицы, и такой тонкой работы не могут сотворить даже гокстадские мастера. На обратной ее стороне тоже были начертаны руны. Прочитав их, Рунвид вернула украшение Уне.
— Наденьте скорее обратно на нее. И никогда больше не снимайте. А ларец спрячьте до поры. Я после со всем разберусь.
Хозяйка закивала и тут же сомкнула цепочку амулета на шее девушки. Та задержала дыхание, а через миг облегченно выдохнула и, кажется, уснула, совсем измученная.
— Кто она? — спросил на этот раз совсем уж ошарашенный Оттар, верно, в этот самый момент размышляя, не стоит ли избавиться от нежданной и столь загадочной находки тотчас же.
— Она говорящая-с-мертвыми. Но, скорей всего, сама толком ничего не знает о себе, — Рунвид поднялась, оправляя рукава платья.
Она старалась говорить спокойно и веско, чтобы не пугать приютивших девочку хозяев. Только вот ларец спрятать им нужно не для ее безопасности, а для собственной.
— И что же нам теперь с ней делать?
Оттар обнял за плечо прижавшуюся к нему жену Уна теперь тоже смотрела на рыжеволосую с обреченностью и страхом. Словно в их дом по ошибке попало чудовище из самых недр Хельхейма.
— Отправьте ее ко мне, когда придет в себя и поправится, — Рунвид запахнулась плащ, собираясь уходить. — И дайте девочке имя. Светлое и хорошее. Оно поможет и ей, и вам.
— Асвейг, — тут же проговорила молодая хозяйка, и глаза ее потеплели. — Пусть зовется Асвейг. Это хорошее имя.
Оттар вздохнул, кивая. И в душе поселилась уверенность, что теперь девочку не обидят. А уж Рунвид попытается понять, кто она такая и зачем оказалась в Гокстаде.
_____________________________________________________________________
*Худ — средневековый элемент одежды, капюшон с длинным «хвостом».
**Трелль — раб.
***Венды — так викинги называли славян.
Три зимы спустя.
Тинг в Гокстаде собрал видимо-невидимо народу. Все херады* обошла бирка с известием о нем, и каждый посчитал своим долгом пустить ее дальше. Раскинулись на порядком вытоптанных лугах вокруг города пестрые шатры и палатки. Там забурлила своя жизнь, развернулись и походные мастерские: кому телегу починить после долгой дороги, кому лошадь подковать. А на улицах стало не протолкнуться. Для увеселения людей устроили и широкую ярмарку — стеклись на нее многие купцы даже с тех земель, что не принадлежали конунгу Фадиру. Много среди них было его давних друзей, но случались и те, кто прибыл в Гокстад впервые. Никто не упустит возможности поторговать в столь «рыбные» дни.
Даже погода разгулялась всем на радость. Солнце лишь иногда скрывалось за быстро бегущими облаками, таяли остатки снега в низинах и складках окружающих город со всех сторон гор. Парни поскидали шапки, распахнули вороты рубах, открывая взору могучие шеи с висящими на них оберегами. Девушки накрыли плечи легкими плащами, красуясь расшитыми платьями и ткаными узорными поясками: не зря просижены холодные вечера у огня за рукоделием.