Босс тем временем не теряет зря время, встаёт и начинает снимать пиджак, затем расстёгивать рубашку.
— Что вы делаете? — нервно спрашиваю я, аж глаз задёргался.
— Снимаю рубашку, — лаконично ответил Дмитрий Аркадьевич.
— Зачем? — что ж это делается? У меня ли это голос дрожит.
А когда перед взором открывается мускулистая грудь, я зажмуриваю глаза и отворачиваюсь от инквизитора, щеки начинают пылать.
— Это что-то новенькое, — веселится инквизитор и обходит меня.
— Откройте глаза, — глубоким голосом просит босс.
«Не надо, я такого больше не выдержу!», — говорит кролик, закрывая лапками глаза, его хвостик волнительно трясётся.
«Открой, черт возьми, свой глаза, я не рассмотрела!» — сердится кровожадность.
«У нас давно не было мужчины», — с улыбкой говорит Логика, наблюдая за всплеском эмоции, кролика и кровожадности.
«Двести лет, четыре часа, двадцать шесть минут, двенадцать секунд», — прошептала кровожадность.
«Ты считала?», — удивился кролик.
«Каждую секундочку», — протянула кровожадность и снова закричала: «Открывай глаза!»
— Зачем? — спрашиваю я.
— Откройте глаза, я не кусаюсь, — усмехается ведьмак.
— Сомневаюсь, — шепчу.
— Давайте, Ядвига, не разочаровывайте меня, иначе я подумаю, что вы трусиха.
— Я не трусиха! — вспыхиваю и смотрю прямо в смеющиеся глаза ведьмака.
«Красивый, гад», — улыбается Логика.
— Я знаю, высуши, — приказывает ведьмак, показывая на свою одежду в руках.
Я снова смотрю как заворожённая на идеально натренированное тело, и черт, мозги плавятся. Чур меня, чур.
— Не буду я сушить! — вспыхиваю.