«Вот она, свобода!» — мысль из ниоткуда тихо и спокойно прошелестела в голове пилота. Не добавь он в инженерную смету компенсатор давления, его барабанные перепонки лопнули бы вслед за мыслью, а глазные яблоки забрызгали всю кабину.
Гюнтер бросил взгляд вниз. Где-то там остался его дом, дети, жена. Ей никогда этого не понять. С чувством сожаления и досады, уставший от приевшегося счастья отец семейства вспомнил, как она переживала в прошлое воскресение, когда он задержался в небе дольше обычного. Качнув крыльями и сделав несколько малых виражей в ритме вальса, Сэм развернул машину в сторону уже высоко поднявшегося солнца.
Но отделаться от житейских мыслей оказалось не так-то просто. Огненные лучи только ослепляли. На память же по-прежнему лезла всякая чушь. Видимо, для того, чтобы развеяться по-настоящему, требовались более решительные действия…
Пытаясь избавиться от раздражения, не к месту стимулированного навязчивым сожалением о невозможном, хозяин реактивной птицы выключил подачу горючего и вошел в штопор. Мессершмитт свалился на левое крыло и, вращаясь против часовой стрелки, начал терять высоту.
Голова приятно закружилась. Все легковесные мысли вылетели из нее вон. На какое-то мгновение летчик показался себе рулеточным шариком, брошенным рукой великана в центр пущенного в ход пестрого диска. Обострившееся чувство опасности и возникшее ощущение пустоты в желудке напомнило ему предармейские годы, когда он убегал со скучных уроков и шел в парк с аттракционами кататься на Русских горках.
Гюнтер рассмеялся. Теперь Русскими горками стал для него этот вот крестоносный реликт, сверкая никелированным металлом бесстрашно нырнувший в бездну. Скорость и высота сделали свое дело. Забыв обо всем, любитель острых ощущений теперь лишь внимательно следил за показаниями индикаторов. В пятистах метрах от земли он отклонил руль влево и тотчас отдал рычаг управления от себя. Истребитель замедлил вращение и начал пикировать, падая на засеянное рожью поле.
Правой рукой Сэм вдавил кнопку зажигания. Установив рукоятку поворота в нейтральное положение, он толкнул «бегунок» газа. Машину подбросило, и она перешла в бреющий полет.
«Ну, что ж, неплохо для начала…» — решил пилот. Насладившись видом крутых склонов скалистых холмов над полем, он снова набрал высоту. Отсюда открывалась уже вся перспектива на северо-западное побережье штата Вашингтон. Оглядевшись, Гюнтер определил место своего нахождения.
Солнце светило в спину, слева синела морщинистая гладь Тихого океана, справа искрили нетающие и в летнее время снежники вулкана Рейнир. Прямо по курсу угадывались крохотные квадратики и прямоугольники административного центра Олимпия.
Успев уже забыть о недавних перегрузках, Сэм плавно потянул рычаг на себя. Месс начал медленно задирать нос, постепенно набирая скорость. Стрелка альтиметра радостно закивала. Два километра, три, четыре… Пять километров…
«Счастье, — это высота…» — думая так, летчик поднимался над землей все выше.
Сердце застучало сильнее. Плечи и спину снова вдавило в сидение. Выжав до отказа газ, пилот почувствовал, как все его тело наливается свинцовой тяжестью, щеки стекают к подбородку, веки наползают на глаза…
Но вот, тяжесть в руках и ногах начала понемногу отступать, и в животе опять полегчало. В самой верхней точке мертвой петли, повиснув вниз головой на высоте в семь километров, ас-любитель еще раз выключил двигатели. В ответ на это крылатый механизм вошел в режим свободного падения, повернувшись к небу выкрашенной в голубой цвет частью фюзеляжа.
«Невесомость…» — американец ослабил запор шлемофона и отключил передатчик, — «Может быть, так себя и чувствуют праведники в раю, так им, ангелам, хорошо вне времени и пространства,» — пронеслось в его сознании вместе с воздухом за бортом.
«Что еще может быть лучше, чем в конце трудовой недели, заполненной поездками и разговорами, запахом бензина пыльных улиц больших городов, испытать это…» — пристегнутый к сидению ремнями безопасности, аэрофил удовлетворенно закрыл глаза.
«Счастье — это невесомость и высота…» — уточнил он. Висеть вниз головой, и при этом не испытывать силы тяжести, было необъяснимо приятно… — «Жаль, что это не вечно…» — глаза Гюнтера приоткрылись. Мгновенно оценив ситуацию, он вовремя понял, что происходит.
Сэм увлекся, и в связи с крохотной неточностью, допущенной в управлении, его самолет на несколько градусов отклонился от предполагаемого курса в сторону вулкана Рейнир. Обрати пилот на это внимание чуть позже, исправить ничего уже было бы нельзя…
Включив зажигание и плавно, без паники, отжав рычаг управления, он выровнял машину над самой вершиной. Почти коснувшись опрокинутым вниз стабилизатором обледеневшего выступа, самолет резко вильнул рулем.
Как только истребитель перевернулся, и страховочные ленты перестали врезаться в напрягшиеся мышцы, Сэм вытер рукавом выступивший на лбу пот. Не спеша расслабившись, он бросил Мессершмитт в крутой вираж и, облетев Рейнир, осмотрел скалу, за которую чуть не зацепился хвостовым оперением.
«Опасное место… Еще немного, и мои останки собирали бы по всему штату, а газеты кричали о самоубийстве…»
Гюнтер улыбнулся. Его чудом избежавший катастрофы товарищ, оставив далеко позади заснеженное небытие снова не более чем прекрасного ориентира, со скоростью семьсот километров в час приближался к побережью Тихого океана.
Реки и леса северо-запада Соединенных Штатов живописным ковром раскинулись под крылом. Среди многочисленных складок этой бархатно-изумрудной материи, наброшенной на понижавшиеся к океану холмы, блестели озера. Чувства летчика, обострившиеся после пережитого волнения, не смогли остаться равнодушными к такой красоте.