Небось, торгаши неверные золото привезли или стекло — тряпки-то лёгкие.
— Якши, скажи — на третий день я их жду.
Мирза почтительно поклонился и, пятясь задом к двери, вышел. Интересно, что генуэзцы хотят на этот раз? Коли дары богатые привезли, просить что-то будут. А деньги сейчас ой как нужны, впрочем — как всегда.
Вон, Дмитрий, князь Московский, уже год дань не платит, просит снизить. А ведь предки его платили! Отнекивается, де Москву заново после пожара отстраивать пришлось, да нападения рязанцев, а потом Твери — волости совсем обезлюдели. Так, глядя на него, и другие князья платить откажутся. Надобно наказать примерно, чтобы знали князья, что выше их силы есть и что они будут князьями только до тех пор, пока он, Мамай, этого хочет. Ярлык на великое княжение можно и другому отдать. Желающие есть, только свистни. Раб должен знать своё место. Вон на реке Пьяне Арапша воинство русское разгромил. И как? С блеском! У самого потери мизерные, а у русских — многие тысячи. А всё любовь русских к медам хмельным да пиву. Даже реку Пьяной назвали — тьфу! Что может быть лучше кумыса? Только сладкий шербет или красавица!
Мамай вовремя вспомнил, что не видел купленных рабынь. А главный евнух говорил, что они молоды, красивы и не знали мужчин. Позвать их, что ли? Пусть станцуют. Нет, жарко сейчас, лучше попозже. Середина августа, самая жара. В степи травы повысыхали, приходится скот с места на место гонять, чтобы не пал от бескормицы. А для степняка скот — главное богатство.
При всей внешней невозмутимости хан немного нервничал. Он со дня на день ждал гонца от мурзы Бегича, посланного с войском на Русь. От исхода битвы, от взятия трофеев зависел ход переговоров с фряжскими купцами. Ничего, подождут немного — два-три дня. Войско немалое Бегичу отдано, в боях опытное. Да и действуют татары по завещаниям самого Чингисхана.
Сначала следует налёт лёгкой конницы, массированный обстрел из луков, вносящий сумятицу в ряды врага и приводящий к потерям ещё до прямого столкновения. Потом — мнимое бегство передового отряда и заманивание врага за собой, в ловушку. А затем — удар конницы с флангов. Такая тактика ещё не давала осечек и сбоев даже в бою с превосходящими силами противника.
А откуда русским набрать большое войско? Истощены они людскими резервами, ведь что ни год — так Тверь на Москву нападёт, или Рязань, не Литва — так Орда, едва успевают отбиваться. Совсем разорять княжества русские нельзя, походами примучивать к покорности — это да. Но до смерти княжества доводить не следует. Москва — это неисчерпаемая казна, кошель с серебром для Орды, курица, несущая золотые яйца.
Потому следует соблюдать равновесие. Вон, царевич Арапша слегка перегнул палку, пленных почти не брал, ратников порубил как капусту. Потому как жесток не в меру. А надо было большую часть воинов пленить и за выкуп князю вернуть. И всем хорошо, а главное — деньги немалые в Орду пришли бы. Ума у Арапши не хватило, а думать надо всегда и везде.
Мамай откинулся на подушки. Миром правят деньги и сила. И для достижения цели любые средства хороши. Мамай был мусульманином, но течения исламистов. В Европе за циничность и жестокость их называли ассасины.
А может, вместо Бегича следовало послать мурзу Катлобуга? Он, хоть и безбожник, воин опытный. Нет, не надо его, он крымчак, и войско его из крымчаков. Тогда почти все трофеи в Крымский улус уйдут. А деньги и трофеи — да те же рабы — нужны здесь, в Сарае.
Мамай плотоядно улыбнулся. Месяца три назад он подослал в Синюю Орду, к Тохтамышу, несколько надёжных своих людей. Пусть послужат в его войсках, в доверие войдут. Сведения они уже начали ему доставлять. Знает Мамай, что Тохтамыш войско понемногу собирает.
Если бы не Тимур, то кто бы опасался Тохтамыша? Тьфу, ничтожество, из всех заслуг — только кровь Чингиза, да и то дальняя. А при случае лазутчики его могут Тохтамыша жизни лишить, отравив или пустив стрелу в спину. Правда, у палки два конца, и Тохтамыш мог ответить тем же. Мамай даже был уверен, что и в его войске есть соглядатаи Тохтамыша. Только как их выявить?
Ближе к вечеру в его дверь снова осторожно постучали. Мамай только что сытно поужинал и размышлял.
— Войди!
Согнувшись, вошёл Мирза.
— Прости, о великий хан, своего ничтожного слугу, что осмеливается нарушить твой покой.
Хан поморщился.
— Говори!
— К фрягам приехал всадник на взмыленной лошади, вероятно — издалека, потому что всадник еле держится на ногах, и одежда его в пыли. Купцы запёрлись в своей комнате вместе со всадником и о чём-то говорят.
— Подслушать не удалось?
— Нет, о великий.