— Ладно, — примирительно кивнула я и вышла из комнаты, едва не ударив дверью Руфь, подслушивавшую в коридоре.
— Неблагодарное дитя! Довела мать, — проворчала преданная слуҗанка и бросилась отпаивать любимую хозяйку успокоительным отваром.
Я бы сама не отказалась от пары глотков горького снадобья, но невестам, сорвавшим свадьбу, эликсиры для нервической системы не полагались.
На следующее утро я входила в храм. При виде знакомой эссы, снимающей с головы широкий капюшон, у служителя мелко задергался мускул на лице, и мне на ум опять пришла мысль о заветном флаконе успокоительного средства. Похоже, оно остро требовалось всем участникам свадебного провала.
Выглядел святой брат осунувшимся и болезненно-бледным. Светлые волосы, густо обрамлявшие гладкую лысину на макушке, топорщились, cловно от удара магического разряда. Из-за меня, что ли, дыбом встали? Подозреваю, что двое суток он ждал, когда невеста или жених, а, может, оба одновременно заявятся с претензиями и разнесут храм на мраморные плитки. И вот я стояла в перекрестье солнечных лучей, льющих сквозь стеклянный купол.
Служитель перевел затравленный взгляд с моей фигуры куда- то в сторону. Думала, что он прикидывал, как бы сбежать за алтарь, но ошиблась. Он рассматривал задвинутую в угол золотую венчальную чашу, снова водруженную на устойчивую подставку. Святой артефакт был помят со всех сторон, словно медная миска из приюта бездомных.
Невольно вспомнились позорные подробности сорванной церемонии. Как взбешенная свекровь с каменным лицом пнула чашу под ноги гостей. Потом толпа, потянувшись к раскрытым дверям святилища, отпихивала дребезжавший артефакт с дороги, а храмовник за ним гонялся, но никак не мог подхватить. К гулким сводам возносились издевательские реплики и недовольные высказывания. Народ жутко радовался скандальной сплетне (еще бы! наследника древнейшего рода бросила невеста перед алтарем), но ужасно недоволен отменой званого ужина. Если не поженились, то хотя бы поминки, что ли, устроили. К чему оставлять людей голодными?
— Светлых дней, святой брат, — отгоняя неприятные воспоминания, громко поздоровалась я.
— И вам, эсса, — мрачно отозвался он.
— Мне остро требуется ваша помощь, — заявила я, направляясь к алтарю. — Я хочу развод!
Где-то в углу храма подавился на вздохе служка, приводивший в порядок молельный зал после рассветный службы.
— Прямо сейчас? — попятился от решительного напора святой брат.
— А можно?
Оказалось, нельзя. Мы сидели в каморке, горделиво названной «кабинетом», и служитель с сомнением изучал брачный орнамент у меня на руке.
— Что скажете? — не выдержала я давящего молчания. — Понимаете, проблема в том, что я понятия не имею, почему появилась метка. Не представляю, кому и когда дала брачную клятву…
— Риорцу, — любезно подсказал служитель храма. — Если судить по рисуңку.
Я подавилась.
— Знаете, во время свадебного обряда мне в голову приходили мысли о Риоре…
— Вы, глубокоуважаемая эсса, — перебил он, — опустили руки в венчальную чашу, произнесли клятву, а потом, так сказать, закрепили на физическом уровне. Понимаете о чем я?
Не стоило ему столь красноречиво поднимать брови, намек был понят и заставил меня вспыхнуть от неловкости. Перед мысленным взором появился почти вытравленный из памяти день на чердаке магической академии. Я вовсе не забыла о Доаре Γери — да и как можно забыть о первом мужчине, вызывавшем у меня одновременный паралич и дыхания, и мозгов — просто по давней привычке о нем не думала.
— Я пытаюсь сказать, что брачный ритуал был завершен, — внес ясность храмовник.
— А почему метка только сейчас появилась? — Я отчаянно цеплялась за надėжду выйти сухой из воды, хотя сама понимала, что захлебываюсь.