— Что за вздор! — зевая, сказал Минуций.
— А ты помнишь, как четыре года назад после поражения Юния Силана, в Рим прибыли послы кимврского царя Бойорига[140]? Сенаторы потехи ради показали одному из этих послов статую Нумы Помпилия и попросили оценить ее. Германец как глянул на нее, так сразу заявил, что такого-то старичонку он и живого не принял бы в подарок. А ведь статуя Нумы всеми, даже греками, признана величайшим произведением искусства…
— А, по-моему, варвар рассудил правильно, — произнес Минуций с усмешкой. — Пусть на меня разгневается сам Аполлон Дельфийский, но только я ни за что не поставил бы этого сгорбленного уродца Нуму в своем перистиле[141].
— Конечно, — весело согласился Пангей. — Трудно вообразить его в собрании твоих обнаженных нимф, пугающих своей бесстыдной красотой…
— Никто не заходил вчера вечером? — спросил Минуций.
— Ах, да, — спохватился слуга, — совсем забыл… От Гнея Волкация был посыльный. Волкаций приглашает тебя завтра отобедать у него.
— Посыльный не сказал, кто там будет из гостей?
— Да. Я на всякий случай записал имена всех приглашенных.
Пангей сунул руку за пазуху и вытащил оттуда тонкую навощенную табличку[142].
— Во-первых, — начал он читать, — Вибий Либон из товарищества торговцев, потом Габиний Сильван, судовладелец, Публий Клодий, откупщик…
— А, милейший Клодий соизволил-таки вернуться к своим пенатам[143]! — с удовлетворением отметил Минуций. — В прошлом году я проиграл мошеннику десять тысяч сестерциев[144]. Теперь есть возможность расквитаться с ним…
— Лициний Дентикул и Корнелий Приск — этих ты тоже знаешь, — продолжал Пангей. — А вот Марк Тициний, центурион, для тебя человек новый…
— В самом деле! Кто таков? Впервые слышу.
— Раб Волкация кое-что рассказал мне о нем. В Риме он живет инквилином[145], а в Сабинской земле у него есть небольшое именьице. Еще я узнал о его брате, заочно осужденном…
— А что он такого натворил? — с интересом спросил Минуций.
— Помнишь, что произошло под Сутулом[146] в Нумидии?
— Ну, как же! Я тогда был во Фракии. Отец прислал мне письмо, в котором подробно описал, как наши легионы позорно сдались Югурте.
— Так вот, брат этого Марка Тициния, тоже центурион, был подкуплен Югуртой и поздней ночью впустил нумидийцев в римский лагерь. Тогда-то Авла Постумия[147] и его воинов охватила паника, и они на следующий день сдались Югурте на унизительных условиях, пообещав нумидийскому царю очистить Африку. А предатель-центурион, брат Марка Тициния, до сих пор скрывается где-то. После поражения Югурты он бежал к Бокху, но, узнав, что мавретанский царь перешел на сторону римлян, исчез бесследно.
— Занятная история… Есть еще что-нибудь?
— Кажется, я нашел покупателя для нашего столового серебра, — сказал Пангей.
— Вот это кстати… И кто же он?
— Спурий Торий с Эсквилина.