— А вот так. Не успели мы свернуть палатку, как поднялась такая круговерть! Словом, еле ноги унесли с этого проклятого уступа. Вот тебе и «как могли»! А ты сам, что бы ты сделал на моем месте?
— Я?.. — Артем снова впился глазами в фотоснимок. — Я наплевал бы и на вершину и на любую, как вы говорите, круговерть, но не ушел бы с этого уступа, пока не разыскал таинственную незнакомку. Чего бы мне это ни стоило!
— Ну, знаешь!.. А впрочем, мне бы твои годы… Однако заболтались мы с тобой. Люди вон уж расходиться собрались.
— Да, уже поздно. Но вы ведь будете еще завтра в институте. Попробуем еще раз обмозговать все это. Я буду ждать вас.
— Добро.
Артем встал. Его снова окружили друзья-коллеги.
— Ну, Артем Владимирович, как говорится, большому кораблю… А сейчас по последней и чао!
Кто-то подал ему бокал. Артем залпом опрокинул его, не поняв даже, чем тот был наполнен, и все шумной толпой вывалились в вестибюль.
Тут только новоиспеченный кандидат вспомнил, что его плащ и шляпа остались в аспирантской. Но возвращаться наверх не захотелось. К тому же удивительная история, рассказанная Николаем Ивановичем, и только что выпитое вино разгорячили его, и он решительно шагнул к выходу.
Как ни странно, несмотря на все волнения этого дня и изрядную дозу принятого спиртного, он чувствовал себя совершенно трезвым, даже в голове не затуманилось. Напротив, все воспринималось как-то особенно четко, ясно, значимо, мысли текли легко, свободно.
Наскоро распрощавшись с коллегами, он сбежал по широким ступеням институтского портала и, свернув на тихую, густо засаженную только что распустившимися березами улицу, двинулся не спеша, слегка поеживаясь от вечерней прохлады и вдыхая всей грудью сырой весенний воздух, к остановке троллейбуса.
Только теперь, оставшись наконец наедине с самим собой, смог он по-настоящему почувствовать, что окончательно свершилось то, что еще сегодня утром казалось чем-то бесконечно далеким, пугающе недоступным, почти недосягаемым. И свершилось легко, удачно, просто. Ведь по сути дела он в течение всей защиты не получил ни одного каверзного вопроса, а на большинство замечаний членов Совета ответил эффектно, даже с блеском. Правда, кое в чем немного и сплоховал, то ли не сразу собрался с мыслями, то ли все-таки растерялся от неожиданности. И бесстрастный магнитофон зафиксировал каждое его слово, теперь ничего не подредактируешь. Ну да не без этого. Важен результат: прямо против присуждения степени не высказался никто, ни один человек. А некоторые члены Совета дали такой отзыв на работу, какого он и не ожидал. Так что еще каких-нибудь три-четыре месяца и он — полноправный кандидат геолого-минералогических наук.
Артем попробовал представить, как изменится теперь его положение в институте. Но в голову почему-то вновь и вновь приходило воспоминание о только что виденной на фотографии Николая Ивановича таинственной незнакомке. Что мог, все-таки, значить этот снимок? В подлинности его можно было, кажется, не сомневаться, как и в достоверности рассказа Николая Ивановича. Но как объяснить этот загадочный феномен? И тут откуда-то из глубин памяти вывернулась одна небольшая деталь. Даже не сама деталь, ибо деталь эта в свое время лишь скользнула поверх сознания, не оставив в нем заметного следа. А вот теперь она снова напомнила о себе и обернулась вопросом: а что было в руках у незнакомки? Да, что было у нее в руках?
Все время, когда они с Николаем Ивановичем рассматривали фотографию, их внимание почему-то было приковано лишь к лицу и одежде девушки. Но ведь руки ее были чем-то заняты. Значит, она что-то держала в них или что-то делала ими. Но что? Что?
Артем постарался еще раз мысленно восстановить перед глазами весь снимок. И вдруг вспомнил: в руках у незнакомки был небольшой круглый ящичек, от которого тянулось к скале нечто вроде троса или кабеля. Но ведь это… Это совсем меняет дело! Тут нужна специальная экспертиза. Надо обязательно сказать об этом Николаю Ивановичу.
С этого Артем и начал, когда на следующий день старый геолог снова пришел в институт, и они уединились в рабочей комнате минералогического музея.
— Николай Иванович, а вы обратили внимание на то, что было в руках у незнакомки? — спросил он, вытаскивая из кармана заранее приготовленную лупу.
— Гм… Обратил ли я внимание! — усмехнулся геолог. — Я ведь вчера тебе не все сказал, боялся, поднимешь на смех старика. А теперь… — он с минуту помялся, словно борясь с самим собой, затем решительно проговорил: — Так вот, то, что было у нее в руках, прежде всего и бросилось мне в глаза. А в руках она держала некое подобие большого сетчатого зонта. Этакую, знаешь, тонкоячеистую чашу из блестящей металлической проволоки. Однако не успел я навести свой аппарат, как она там, видно, что-то нажала или сдвинула, и весь этот ажурный зонт мгновенно свернулся в небольшую круглую коробку.
— Чашу из металлической проволоки… Значит, параболическую антенну?
— Да, что-то в этом роде. Я в таких вещах плохо разбираюсь. Но не это главное. Ты посмотри, что у нее на шее, под ее прозрачным, как паутинка, «хитоном»! — геолог снова выложил перед Артемом загадочное фото.
— Какой-то красный шарик на цепочке. Видимо, медальон или… — не договорил Артем, переводя взгляд на лицо незнакомки и снова невольно любуясь ее удивительно светящимися глазами.
— Может, и медальон, только не просто медальон, — покачал головой геолог. — Сразу, как только свернулась эта ее антенна, она отвела шарик в сторону, и из того «медальона» прямо ввысь, в самый зенит, ударил тонкий голубой луч. Поднялся, прочертил в небе какой-то замысловатый вензель и пропал. И тут… Хочешь верь, хочешь нет, только сразу вслед за этим, как бы в ответ на ее сигнал, прямо над вершиной, а скорее всего, из-за вершины, поднялся другой такой же луч и так же принялся чертить в небе какую-то хитроумную фигуру. В этот момент я и щелкнул аппаратом. На фото луч почти полностью сливается с темно-фиолетовыми тучами, и все-таки… Ты присмотрись!